Дырка не в стене. Дырка в голове

Что касается страны Германии — с одной стороны, немцам можно позавидовать: после всего, что с ними произошло, они единую Германию восстановили. Чего нельзя сказать о нас (и речь идет отнюдь не о территории, а именно о народе). То есть стоило ли немцам объединяться, это вопрос не к немцам. Вопрос, стоило ли объединяться именно так, чисто риторический, однако отнюдь не бессмысленный. Анекдот восточноберлинский: «Чем русский отличается от западных немцев? — Тем, что вы от них уже избавились». Как подтверждают наши авторы, если раньше была «одна нация — две страны», то теперь «одна страна — две нации». Оставим в стороне социально-культурно мировоззренческие различия: есть фактор — цена объединения именно таким путем. Коль просто купил восточных немцев, поголовно каждого, обменяв марки по принципу «один к одному». Однако цена поглощения неизмеримо выше: прямые вливания в трясину восточногерманской экономики, материальные следы которых гораздо скромнее затраченных ресурсов. Это по разным расчетам где-то не менее 5 триллионов долларов. Будь эти ресурсы затрачены на модернизацию западногерманской экономики, и так одной из лучших, это была бы совсем другая Германия. На самом деле экстенсивное поглощение Восточной Германии ослабило Западную Германию так же, как поглощение Восточной Европы ослабило Европейский союз. И то, и другое, безусловно, сработало на руку конкурентам Германии и Европы. Но тут, в конце концов, хозяин — барин. Что касается «Большой стены», то если эта стена пала, то уж точно не для России. Федор Лукьянов, комментируя отношение европейцев к горбачевской идее европейского единства, приводит цитату некоего Ральфа Дарендорфа: «Общеевропейский дом будет построен не по проекту Горбачева. Европа заканчивается на советской границе, где бы последняя ни проходила». В отсутствие советской границы ее, естественно, заменяет российская. Забавно, насколько эта нынешняя «Европейская стена» точно совпадает с границей по Брест-Литовскому миру 1918 года. Который даже тов. Ленин называл «похабным». То есть в результате односторонней сдачи Берлинской стены мы получили стену похабную. Такую похабную, какая никому не снилась в новейшей истории России.

Даже если отвлечься от геополитики... Что для всех — и у нас, и в Восточной Европе — была стена? Это в первую очередь овеществленный символ ограничения свободы передвижения. Советская система своих подданных за стену не пускала без особого разрешения. Очевидный факт, что сегодня без особого разрешения за стену уже не пускают нас. Вся история продвижения на Восток — это история ограничения свободы передвижения для нас. Друг за другом отпадали даже те страны, которые до приобщения к европейским ценностям для нас таких разрешений не требовали. Какие-то странные оказались ценности, как в анекдоте про Санта-Клауса, пролетающего над голодной Африкой. «А подарки только детям, которые хорошо кушали». Что касается исторических уроков, которые принято извлекать в связи с круглыми датами, то они теперь, к сожалению, очевидны. При одном условии: если бы политические лидеры руководствовались в своей политике интересами собственной страны. К действовавшему тогда лидеру это, к несчастью, никак не относилось.

 

Первое. «Стена», граница Варшавского пакта, была линией геополитической, а не идеологической. Идеология была лишь инструментом удержания этой линии, инструментом, возможно, нелучшим и на тот момент уж точно малоэффективным. Не думаю, что, даже сменив инструмент, мы имели бы шанс удержать границу. Речь не об этом. Эта «стена» была результатом нечеловеческих усилий, труда и жертв нашего народа; стена обеспечивала нам беспрецедентную в истории России безопасность и влияние. Если бы даже, отступая от этой стены, отдавая то, что удержать было невозможно, политическое руководство исходило бы из такого понимания, результат был бы совершенно иным.

 

Второе. Если бы это руководство исходило из такого понимания, шансы удержать от распада собственную страну, сохранить единство исторической России были бы не просто велики. Они были бы гарантированы. Сдав стену «за так», Горбачев практически сдал собственную страну. Дальше пошел последний отсчет.

 

Третье. Горбачев с его «новым мышлением» — приговор советской системе, живое воплощение ее системного кризиса. Можно много и долго говорить об экономических и идеологических предпосылках, но на самом деле тезис о том, что «кадры решают все» точен. Во всяком случае кадровая политика — это вещественное воплощение всей остальной политики. Российская, американская и всякая другая история видела у руля разных особей разной степени травматичности для своих стран. Но появление во главе мировой сверхдержавы в момент ее острого кризиса человека, не способного завершить синтаксическую конструкцию, — это характеристика системы. Похоже, Горбачев сформулировал (или подхватил где-то на стороне) идею нового мышления, поскольку был патологически не способен оперировать мышлением традиционным: политическим, историческим, логическим.

 

И, наконец, самый важный практический урок двадцатилетия. Бойтесь политиков, которые очевидно и натужно пытаются нравиться своему потенциальному противнику. В лучшем случае, это предатели. В худшем — чУДАКИ. А это не лечится.