Теневая экономика и детектив

Именно теневая, то есть скрытая от глаз досужего наблюдателя экономика, а вовсе не впечатляющие локальные войны конкурирующих кланов с применением тяжелой артиллерии — основная сфера деятельности так называемой мафии. Но ее иерархически организованные структуры редко становятся объектом изучения корифеев детектива. Тем более детектива интеллектуального. Даже стилизованного под Эдгара По и Агату Кристи. Поскольку сам по себе — в разрезах под всеми углами — этот преступный механизм довольно-таки скучная штука. Не говоря уже о том, что в холодном двухмерном пространстве интеллектуального детективного романа привычно царят личные мотивы преступления. А это противоречит могучим закономерностям теневой экономики, которая, как и любая прочая, не терпит импульсивных капризов. И подминает под свои танковые гусеницы все случайные помехи. Подминает с тем же спокойствием, с коим невозмутимый буддизм отрицает само наличие случайностей в подлунном мире...

Итак, теневая экономика не тема для детектива интеллектуального... Что же тогда? Триллер? Тоже нет. Потому что рафинированные условия теневой экономики не позволяют развернуться хрестоматийному сыщику-супермену: здесь не приходится сломя голову гнаться за кем-либо и яростно отстреливаться от наседающих врагов. Противник невидим. И мощь его несопоставима с «героями маленького роста», которых можно просто игнорировать. Причем игнорировать даже без ущерба для репутации. Таким образом, самый высокий и престижный этаж современной преступности оказывается вне фокуса самого популярного из литературных жанров.
С одной стороны.

С другой — «деловая» скука многомиллиардных коловращений оборачивается под пером мастера увлекательнейшими перипетиями политического романа. Давний пример: одна из культовых работ Юлиана Семенова «Репортер».

Для исследования теневой экономики у создателей триллеров, однако, есть недюжинный стимул: разобрать до винтика мудреный механизм густо смазанных кровью приводных ремней всеобъемлющей коррупции. Той самой, с которой мы ведем перманентную войну, напоминающую веселую перестрелку булгаковского кота Бегемота с чекистами. Речь прежде всего о коррупции официальных институтов, когда за профессиональных убийц (полевых командиров?) и матерых воров вступаются их высокие покровители. Здесь можно щедро намикшировать вскрытие тайников отмычками и вскрытие сейфов хитроумными ревизиями, преступления хозяйственные и самую банальную уголовщину.

Пожалуй, первым из писателей жанра, наотмашь обличавшими коррупцию, стал Дэшил Хэммет. Он блестяще показал альянс «акул капитала» и гангстеров экстра-класса в романах «Красная жатва» и «Стеклянный ключ».

Так же, как Семенов в «Репортере», Хэммет придает больше значения обстоятельствам и поведению героев, нежели алгебраической четкости рассуждений. А ведь именно стройность и логичность выверенной фабулы, помноженные на волнующее коварство Загадки, — апробированная формула детектива классического: достаточно вспомнить Конан Дойла и Агату Кристи.

Однако классический детектив подразумевает некий набор сентенций. А масштабы теневой экономики и апокалипсическая угроза вертикальной коррупции (речь не только о России) настолько велики, что все хорошие и добрые фразы в устах положительных персонажей тают бесполезным, словно лондонский снег, морализаторством. И в известной степени компрометируют позицию авторов, этаких зануд с насупленными бровями. Следовательно, писатели, повествующие о беловоротничковой преступности, вынуждены прятать лихой критический пафос, как мини-браунинг в дамскую сумочку. Прятать за болезненно усмешливой самоиронией главного героя. Или за его угрюмой молчаливостью, которая, словно прикушенная губа, являет собой знак неподкупности, безмолвный символ честности выстраданной, а не девственной. Объясню почему. Моральные (без кавычек!) столпы беловоротничкового произвола — гипертрофированный прагматизм и многоступенчатое, как восточный обед, стремление к Власти. Честная альтернатива, которую легко может предложить автор разоблачающих детективов, — бережное отношение к израненной внутренней свободе, поскольку в жестком и безумном мире, где теневая экономика вышла на те же финансовые порядки, что и государственная (а то и срослась с нею), можно остаться порядочным, рассчитывая лишь на себя. Иначе почувствуешь на зубах соленые куски собственного языка. Прикусывать язык — прерогатива разоблачителей, не так ли?

Именно поэтому, полагаю, тот же Хэммет наметил тенденцию к разрушению еще одной детективной традиции XIX века: его главный персонаж с писателем не заодно. В помянутом «Репортере» повествование ведется вообще от нескольких лиц. И, конечно, не всегда (а быть может, никогда!) поступки разномастных героев адекватны своему идеалу. В отличие, скажем, от Шерлока Холмса, чьи и дела, и мысли пульсировали в благородных рамках Десяти заповедей.

Я думаю, что олигархические прихваты вельможной мафии должны описываться резкими приемами социально-критического детектива. Хотя... стратегию коррупции удобно показывать и сугубо отстраненно, беспристрастно. Здесь можно поупражняться в ключе шпионского романа а-ля Грэм Грин с его как бы незаинтересованным героем, человеком со стороны. И за счет невозмутимости его оценок книга тряхнет читателя. Особенно читателя той страны, на материале которой написано произведение.

Если преступники уходят от наказания, то после таких книг остается миндальный привкус бессилия (Юлиан Семенов, «Отчаяние»). Но именно безнаказанность — шлейф беловоротничковой преступности. И жгущее ощущение гнева, порожденного неприятием состоятельной неприкасаемости, — критерий, доказывающий, что такого рода детективы уже не просто развлекательная литература, а высокое Слово. Слово, заставляющее внимательного читателя думать. И корректировать эмоциональный вектор своего повседневного поведения.
Бесспорно, детектив может (не должен!) быть не только хорошим чтивом, но и скальпировать социальные процессы. Если автор по-настоящему талантлив, то это удается ему и при изящной, словно сонет Шекспира, недоговоренности (имею в виду нарочитую недоговоренность иных сюжетных линий, чем часто грешил, например, ранний Джеймс Хедли Чейз), и при шикарной многовариантности затушеванного финала. Недаром чудесный роман родоначальника японского детектива Эдогавы Рампо «Чудовище во мраке» стал несомненным украшением национальной классики Страны восходящего солнца, где традиционно ценится интеллектуальная проза.

Впрочем, большинство довольно быстро пекущихся детективов всегда ориентировано на самую широкую аудиторию. В то же время предмет теневой экономики при достойном анализе   требует изрядного терпения. Но есть, есть универсальные средства для «покупки» читательского доверия.

Одна из неприметных составных глобального успеха детективных историй — импонирующее простому человеку компетентное недоверие главного героя-сыщика к сытым нравам самоуверенных богачей и одновременно лояльность к несчастным жертвам «произвола сверху». В контексте частых хеппи-эндов эта спайка свидетельствует о том, что правда & справедливость имеют свой шанс. На мой взгляд, помянутые понятия суть потайные стержни характеров комиссара Мегрэ (Жорж Сименон) и вахмистра Штудера (Фридрих Глаузер).

И все виды литературной эксплуатации приязни к честному и обиженному человеку, не алкающему легкого богатства (наравне с хорошо сработанным упором на насмешливо-недоброжелательное отношение к «глупым полицейским») — козыри. Козыри, которые разыгрывали и Конан Дойл, чей легендарный сыщик-мыслитель Шерлок Холмс не всегда ладил с профессионально недоверчивыми коллегами из Скотланд-Ярда, и современник великого англичанина Морис Леблан, возродивший авантюрный жанр (но с чисто детективным акцентом) в начале века. Его любимый герой — вор-джентльмен Арсен Люпен чем-то напоминает неунывающего Остапа Бендера (Ильф & Петров), избравшего в качестве ироничного протеста против прессингующей атмосферы советского тоталитаризма дерзкие и остроумные аферы. Недаром Сталин вынес «подвигам» Бендера раздраженный приговор: «Похождения авантюриста в стране дураков».

Что еще, помимо антипатии к нечестным богачам, может использовать автор детективных романов о теневой экономике в качестве заведомо удачных ходов? Удобный путь — разработка чисто криминального сюжета на масштабном фоне социально-психологической сатиры, блестящим образцом которой является, по-моему, «Улыбка Джоконды» Олдоса Хаксли.

Кстати, социально-пси­хо­ло­ги­че­ская литература постоянно эксплуатирует тактику жанра чисто детективного. Именно на плотном стыке этих двух магистралей современной прозы и может эффективно и грамотно разрабатываться неуловимая и неудобная тематика восходящей коррупции и других хронических патологий теневой экономики, чьи князья менее, конечно, романтичны, чем суперменистые рыцари плаща и кинжала, но куда могущественнее и опаснее. Опаснее, по большому счету, для будущего всего так называемого цивилизованного мира.