Всадник без коня, с головой

Теперь, собственно, данный нам в ощущениях Евросоюз: Сама идея Евросоюза определенно американская и определенно заточенная на задачи холодной войны. Это лучший способ сублимировать германскую геополитическую энергетику в полезное атлантическое русло.

По мере того как ветераны старой Европы набирали некую субъектность, хотя бы экономическую, все больше проявлялось собственно европейское конкурентное содержание интеграции. При этом традиционное разделение труда во франко-германском ядре: бессловесные немцы — двигатель, лишенный по известным причинам возможности вербализации идей; французы — вербальное оформление европейской идеи с долей свойственного французам позерства. Например, термин «трансатлантическая конкуренция», которым французы пользовались чрезвычайно широко, немцы предпочитали не озвучивать. Хотя ощущали ее в первую очередь именно они. Кстати, политические возможности Европы в трансатлантической конкуренции, в том числе в самых болезненных вопросах, накануне развала советского блока были гораздо большими, чем после него. Чего стоит успешное сопротивление американцам по известной сделке «газ — трубы».

Расширение Европы на Восток было самым эффективным и успешным американским проектом по купированию субъектности Европейского союза. Европа не только всосала в себя американскую «пятую колонну», не только разжижила свою экономическую, политическую и управленческую структуру. Она глубоко втянулась в реализацию американских глобальных геополитических задач вокруг России, что забирает значительную часть ее энергии. (Одна Югославия чего стоит.)

При этом не надо преувеличивать степень самостоятельности европейской элиты даже в странах европейского ядра. Не для того американцы 60 лет оккупируют Европу, воспитывают и дрессируют эту элиту, чтобы позволить им спрыгнуть с иглы. Напомню, именно на пике наших усилий по энергоинтеграции с Европой мы получили быструю и эффектную смену лидеров в Германии и Франции на жестких атлантистов и как следствие — тяжелую бабью истерику в ответ на наши беспрецедентные предложения со стороны нашего главного европейского партнера. Идея единой Европы, как в германском (Mitteleuropa), так и во французском (см. Наполеон) выражении, никогда не включала в себя Россию. В 1918 году во время брест-литовских переговоров немецкий посол в Вене Фон Венден писал своему начальству: «Может ли имперская Россия быть другом имперской Германии? Может, если мы не отберем у нее побережье (Прибалтику и Украину). Но может ли имперская Россия быть союзником Mitteleuropa? Нет. И именно поэтому мы должны стремиться к расчленению и дезинтеграции России». Это очень дельный и вполне актуальный комментарий к проблеме европейской интеграции.

Назначение на первые посты в новых европейских структурах откровенно малозначимых еврочиновников отражает нынешнюю тенденцию в развитии союза — выхолащивание под видом укрепления. На пресловутый вопрос Киссинджера «Кому звонить в Европу?» дан мотивированный ответ. Обаме весьма удобно звонить г-ну Ромпею, если он только запомнит, как того зовут. А что касается г-жи Клинтон, то ей г-же Эштон можно и вовсе не звонить, достаточно послать эсэмэску.

То есть Европейский союз пока (пока Америка не будет вынуждена уйти из Европы) остается в первую очередь атлантическим проектом. И рассматривать Европейский союз вне контекста НАТО — это признак шизофрении. Формальное укрепление Европейского союза не только реально препятствует превращению его в самостоятельный политический субъект, но и разрушает субъектность его ключевых членов. Позитивная сторона этой истории в том, что она лишает нас иллюзии самоценной «игры с Европой» в среднесрочной перспективе.

Что касается идеи Гейдара Джемаля, то в нынешнем контексте это действительно может быть единственным шансом для Европы. Правда, для этого понадобится маленькая победоносная исламская революция, предпосылкой к которой будет окончательная «еврокастрация». То есть окончательный отказ от фундаментальных христианских ценностей и традиционной идентичности и окончательная демографическая трансформация Европы. Что, собственно, есть две стороны одного процесса.