Люди и смыслы

БЫТЬ ЗДОРОВЫМ И БОГАТЫМ

 

Когда власть делает подобные заявления, в первую очередь измеряется градус их либеральности, оцениваются законодательные перспективы, обсуждается наличие или отсутствие бюджетных и административных ресурсов на осуществление проектов. Но даже при наличии самых правильных, грамотно управляемых и финансово благополучных намерений, транслируемых сверху, претворение их в реальные дела зависит от поведения самых обычных, рядовых россиян. Призыв к модернизации, новым экономическим ориентирам и системе ценностей останется абстрактным зовом к светлому будущему, если все это не станет повседневной реальностью миллионов. Кадровый ракурс проекта очевиден. Наш самый известный арестант в своем очередном «письме из глубины» спросил Дмитрия Медведева: «Если политическое решение о модернизации в сегодняшней России будет принято, то кто будет осуществлять эту модернизацию?» Пока президент рассказывает о необходимости ухода от сырьевой модели экономики, опросы российских выпускников (см. врезку) стабильно показывают, что самое желанное и престижное место работы в представлении молодежи — Газпром. В этих рейтингах также традиционно фигурируют банки, ведущие мировые ИТ-компании, международные консалтинговые и аудиторские структуры, брендовые зарубежные производители бытовой техники, косметики и автомобилей. Плюс рекламные агентства и администрация президента. Российских компаний в этих топ-листах менее четверти, и относятся они исключительно к энергетике и финансовой сфере. Когда помимо результатов публикуется список факторов, влияющих на выбор студентов, в нем отображаются такие показатели, как положение потенциального работодателя на рынке, комфортность условий работы, величина заработной платы и шансы на карьерный рост. Такого параметра, как полезность бизнеса и своей деятельности в нем для страны, не предусмотрено. Главный критерий оценки будущей работы — ее материальная и имиджевая крутизна. Возможность при этом работать по призванию или просто там, где интересно, — редко встречающийся бонус. Вопрос, какую пользу можно принести стране в настоящем или будущем, вряд ли является значимым для амбициозной молодежи. В худшем случае его посчитают наивным, в лучшем — сошлются на теорию малых дел: мол, я честно тружусь на своем месте, плачу налоги, какие еще ко мне претензии.

 

Позиция молодежи понятна. Призывы к патриотизму и инновациям звучат красиво. Но в последние два десятилетия выбор той самой инновационной, научной, инженерной, негламурной профессии, работы на производстве означал только одно — бедность. Уровень зарплат инженерно-производственных, научно-исследовательских кадров в несколько раз, а то и на порядок ниже уровня доходов в сфере финансов, управления, продаж. А получить свой скромный кусок хлеба с маслом хочет куда более широкий круг россиян, чем оседлавшие «трубу» олигархи, пользующийся лучшими отечественными мозгами западный бизнес и раздувающие биржевые пузыри финансисты. В результате миллионы россиян, «наступив на горло собственной песне», сменили профессию.

 

СТАР И МЛАД

 

За период 90-х и 2000-х годов во многих отраслях был практически вымыт слой 30—40-летних профессионалов, которые ушли в бизнес, в коммерчески успешные отрасли. В результате есть старшее поколение, которое не решилось кардинально менять жизнь и специальность, есть молодежь, у которой пока еще есть время и энтузиазм, но при этом она отчетливо понимает, что инженер-конструктор на отечественном заводе никогда не заработает столько, сколько финансовый консультант в инвестиционной компании. Единственный шанс для модернизации — удержать молодежь, которая еще не успела окончательно отказаться от искренне выбранной профессии в пользу финансовой стабильности. Серьезным препятствием для этого может стать очевидная необратимость произошедшей и продолжающейся миграции технарей, ученых и производственных специалистов в сферу бизнеса. Инженер может за несколько лет стать специалистом по продажам, физик — управленцем, историк — PR-менеджером. И этот закон обратной силы не имеет. В модернизацию, понимаемую как неоиндустриализация, ставка на образование и новые технологии, либо вообще нельзя, либо крайне сложно вернуть тех, кто ушел из связанных с этими процессами отраслей.

 

Молодежь, которая только оканчивает учебные заведения, тоже вовсе не в полном составе может включиться в программу преобразования. К счастью, пока есть те, кто получил подходящую специальность и не успел еще найти работу в совершенно другой сфере. Но многие изначально выбирали учебное заведение исходя из материальных соображений, с прицелом на потенциально денежную работу, а потому сразу шли на коммерческие специализации. Еще больше группа тех, кто на престижные экономические и юридические факультеты не попал, пошел учиться, куда получилось поступить, и относится к получению диплома как к справке, необходимой для трудоустройства. Купленные зачеты, курсовые и дипломы, желание подработать — и не после, а вместо лекций и семинаров — и на выходе получается так называемый специалист, который к работе в своей профессии совершенно непригоден.

 

МОДЕРНИЗАЦИЯ — ОБЩЕЕ ДЕЛО

 

В конечном счете вопрос даже не в фактической применимости имеющегося кадрового резерва. А в готовности к изменению жизненных стратегий. Причем затронуть это изменение должно всех. В этом смысле трудно согласиться с новой теорией Михаила Ходорковского о том, что величина «Поколения М», то есть еще верящих в Россию ученых и инженеров, молодых специалистов-инноваторов, «неогламуренных» гуманитариев и интеллигенции и прочих представителей «созидательного, а не паразитически-распределительного типа мышления», может составить всего 3% населения. Хотелось бы, конечно, думать, что эти замечательные люди и сочувствующие им скоро примутся все преобразовывать до победного конца. Но если на одного «модернизатора» будут приходиться десятки тех, кому в лучшем случае ничего не нужно, а в худшем все это усовершенствование помешает жить комфортно, преодолеть инерцию не удастся. Кроме того, вряд ли проект модернизации может быть элитарным, рассчитанным на определенный класс. Без вовлечения в него всех категорий граждан никакой кардинальной смены векторов развития не получится.

 

Множество людей в своей работе напрямую не связаны с теми сферами, которые можно ощутимо технологически модернизировать. Официант, воспитательница в детском саду или водитель-дальнобойщик, как и представители многих других профессий, прямо скажем, далеки от нанотехнологий, эффективных схем внедрения инноваций и космических программ. Что должна означать модернизация для всех этих людей? Просто повышение градуса технологичности в жизни и работе, электронные паспорта и проездные билеты, новое медицинское оборудование и лекарства, «умные» станки и автомобили? Но все это вполне реально и в рамках нынешней, либеральной, экономической схемы — без отечественного производства, инноваций и призывов перейти на более высокую ступень цивилизации.

 

Армию наших граждан, работающих на частные бизнес-структуры, мало волнуют некие общегосударственные технозадачи. Немалая часть талантливой по своей природе молодежи традиционно либо вообще дистанцируется от вопросов государственности и политики, либо глобально не доверяет любым госинициативам. Способного аспиранта технического вуза, который сейчас решает, не уехать ли ему поработать за границей, явно не убедят остаться лозунги с телеэкрана. Фальшь официальной пропаганды так привычна, что в России люди ощущают ее даже в тех случаях, когда государство выступает с действительно нужными инициативами. Модернизация — это только во вторую очередь вопрос экономики и технологий. В первую очередь это вопрос мировоззрения и доверия граждан к государству. Доверия не государству самому по себе, а как проводнику определенных идей и ценностей. Об этом было упомянуто в статье нашего президента «Россия, вперед!»: «Инновационная экономика возникнет, конечно, не сразу. Она часть культуры, основанной на гуманистических ценностях. На стремлении к преобразованию мира ради лучшего качества жизни, ради освобождения человека от бедности, болезней, страха, несправедливости». Хотя в остальном описание модернизации носит чисто технологический характер, подобный смысловой разворот для всей страны кажется задачей посложнее любых нанотехнологий и космических программ. Проект модернизации в нынешней ситуации станет реальностью, только если он сможет предложить идеи, способные конкурировать с проектом потребления. Последний не стоит недооценивать. Потребление как мировоззрение является очень серьезным соперником для любых идеологических построений, поэтому оно с легкостью заполнило тот мировоззренческий вакуум, который возник после распада СССР. Эта система обладает целостностью, сравнимой с целостностью религиозного или философского учения. Она указывает человеку его цели (повышать уровень потребления и уровень жизни), объясняет, как этого достичь (экономически эффективная карьера), дает единую картину мира (все объясняется в терминах выгодности/невыгодности) и шанс на индивидуальное счастье (мы строим мир, где каждый вправе надеяться на успех). Аргументы такой системы просты и понятны всем.

 

И чтобы граждане, принявшие эти правила игры, отказались от принципа «живи, чтобы зарабатывать» в пользу модернизационного «живи, чтобы создать новое будущее», им нужно предоставить очень и очень весомые доказательства того, что государство не занимается очередным красивым пиаром. Другими словами, чтобы в России модернизационное мышление стало по-настоящему массовым, государству нужно завоевать доверие граждан. Сейчас такого доверия «по умолчанию» нет. Но если экономические и законодательные инициативы, о которых говорится в посланиях и статьях руководства страны, начнут реализовываться, если будет дан «зеленый свет» отечественным инноваторам, если россияне не на словах, а на деле увидят борьбу с коррупцией, поддержку малого бизнеса, тогда в проект построения нового российского будущего удастся вовлечь куда больше людей, чем это возможно сейчас. А такая «смысловая мобилизация» сможет серьезно помочь и в решении конкретных кадровых и профессиональных задач.