Дао пути фильма

— У фильма определенный путь. Он зарождается в сознании творческих людей, потом усилием предпринимателя становится произведением, потом вступают люди, которые называют себя дистрибуторами. Если дистрибутора сравнить с оптовиком в торговле, то в конце пути выходят на розницу, то есть на кинотеатр. Если речь идет о театральном кинопрокате, это конечная точка, где и работают люди, которые называются кинопоказчиками. Что касается конкретно моей работы, то я редактор репертуарного планирования. Моя задача — определить, какие картины, в каких пропорциях, с какой длительностью пойдут в том или ином кинотеатре нашей сети «Пять звезд и Ролан», чьим оператором является холдинг «Парадиз», куда входят и кинопроизводящие, и кинораспространяющие компании, что встречается нечасто. С самого первого дня работы, а мы работаем на рынке больше десяти лет, мы не воспринимаем зрителя, приходящего в кинотеатр, как нечто унифицированное. Мы категорически против его разделения по возрасту. Мы принимаем разделение зрителя только по вкусу и «карману». Мы считаем, что на любой достаток можно найти соответствующее время сеанса, где можно дать льготную ценовую политику и таким образом вовлечь в посещение кинотеатра людей с разным доходом. Мы стараемся сделать репертуарное предложение как можно шире, чтобы обеспечить все вкусы. Мы категорически против того, чтобы считать кинотеатр местом только для тех, кто намерен развлечься. Хотя к этой аудитории относимся с величайшим уважением, и обслуживать ее так же почетно, как и людей высоколобых. Но мы полагаем, что важно обслужить всех. Это и есть наша работа — попытка узнавать свою аудиторию, как можно точнее определять ее ожидания и как можно реже ошибаться в составлении репертуарной сетки, чтобы максимально эффективно обслуживать публику, но при этом, естественно, стремиться к коммерческой эффективности. Если есть необходимость больше времени отдавать под кинематограф серьезный, то мы это делаем, когда чувствуем, что мы сложили для него аудиторию. А там, где труднее с формированием такого зрителя, мы предлагаем больше развлекательного контента — модное слово (улыбается). Хотелось бы не обидеть тех, кому интересно прийти в наш кинотеатр, но и не впасть в крайность. Мы не станем делать вид, будто мы способны принять сразу всех умных и серьезных зрителей. Не станем отказывать беспечным, в хорошем смысле, молодым людям в праве развлечься в кинотеатре и посмотреть фильм не обязательно с двойным, тройным дном. Существует термин «автоматизм восприятия». Если кто-то желает автоматически воспринимать экранное зрелище, что же мы будем его за это сильно корить? Но если мы способны найти зрителя, который хочет сопереживать, размышлять, то мы с удовольствием работаем для него. Даже если это немногочисленная аудитория, мы продолжаем ее регулярно выискивать и обслуживать, чтобы зритель привязался к нашим площадкам. Ведь это очень благодарный зритель, в отличие от того, кто желает развлечься. Ничего, кроме признательности, к ищущим развлечений, потому что они обеспечивают нормальную рентабельность кинотеатра, но это не очень надежный клиент. Сегодня он отдыхает в кинотеатре, а завтра найдет развлечение в другой сфере досуга. Второй тип зрителя нам даже важнее с точки зрения коммерческой эффективности. Если вовремя предлагать ему серьезные качественные произведения, которые мировой кинематограф, слава Богу, пока производит и предлагает в известном количестве, то он более преданный. Для него это очень важная духовная, умственная пища, от которой он в последнюю очередь откажется. В принципе он даже чаще бывает в кинотеатре, чем охотник до ярких развлечений. Это миф, будто широкие зрительские массы жаждут видеть фильмы мейнстрима. Тут тоже гораздо больше картин неудавшихся, чем качественных, зрелищных. Как вам сказать, я вообще не люблю слово «артхаус». Первое деление в моем сознании: хорош фильм или не очень. Утверждают, что все хотят потреблять только киножвачку, но, уверяю вас, киножвачку хотят потребить в широком масштабе, если это хорошо сделано, если это действительно зрелищное, отточенное в жанровом отношении произведение. Очень много картин попадает на экраны в надежде на широкого зрителя, но он не реагирует на них, если они недостаточно высокого качества.

— Даже если они хорошо упакованы?

— Я не смею дискутировать с наукой, которая называется маркетологией. Люди этой специальности очень верят в силу своих инструментов. Я думаю, сила есть, но она ограничена. Она не способна вознести нехорошую картину до небес кассовых сборов. Это практически невозможно. Тонкий маркетинг, мощная рекламная кампания, безусловно, усиливают хорошую жанровую картину и ускоряют процесс накопления серьезных кассовых сборов.

— Российское кино не вызывает резонанса, повсеместно говорят о равнодушии зрителя. Это преувеличение?

— Думаю, мы должны попробовать оценить ситуацию исходя из ожиданий производителей. Если производители сами себя настраивают, иногда необоснованно, на очень серьезный результат, а картина не удалась, это не означает, что любой российский фильм обязательно провалится. Просто выходит много картин, которые по не до конца понятным мне причинам претендуют на очень большое экранное пространство в достаточно ограниченной киносети страны. Будучи невысокого качества, они разрушают доверие к отечественному производителю. Но если, о чудо, картина получается и грамотно продвигается, то она работает. Каждый год появляется несколько картин с очень неплохим результатом. Нельзя утверждать, будто зритель решил принципиально не смотреть российские фильмы. Просто талантливых фильмов очень мало.

— Насколько критична сегодня ограниченность кинотеатральной сети в России?

— Это самая главная проблема для картин удавшихся. Если картина не удалась, то неважно, велик рынок кинопоказа или мал. Но если удалась, то, если бы экранов было больше, она бы дольше жила на экране. Долгая жизнь и означает большее количество зрителей, а значит, и больший бокс-офис. Конечно, у нас недостаточно экранов. На мой взгляд, их может быть в четыре раза больше. То есть порядка 8—10 тысяч экранов для России — вполне приемлемый объем. Еще ведь есть вторичные рынки реализации — DVD, blue ray, видео по требованию, новейшие сетевые сервисы, ну и телевидение, которое будет становиться все более активным игроком. Если говорить о нашей киноиндустрии системно, то сюда входит не только российское кинопроизводство, но и весь объем импортированного кино.

— Каковы пропорции российского и иностранного кино в вашем репертуаре?

— Для нас очень важны диверсифицированные подходы к зрителю, поэтому у нас нет общесетевого показателя. Есть кинотеатры, где мы стараемся предложить зрителю все российские фильмы. По его реакции мы понимаем, как долго удерживать фильм на экране. Есть кинотеатры, где серьезные обязательства арендного характера диктуют необходимость более энергичного возвращения в оборот средств, вложенных в их создание. Там мы исходим из конъюнктуры рынка. Эффективность небольших залов выстраивается иначе, и там мы сознательно можем предлагать новые российские картины, даже предчувствуя убыточность этой работы. Если зритель принял картину, мы стараемся ее показывать не в двухнедельном цикле, а довольно долго. Одна российская картина работала восемь месяцев в кинотеатре. Сегодня две авторские картины работают уже по три месяца.

— Сегодня чаще говорят о государственных инвестициях в производство, чем об инвестициях в кинопоказ…

— Если прежде в кинематограф шли частные инвестиции, то нынче они обмелели. На помощь национальному кинопроизводству пришел последний возможный инвестор — государство. Другого просто не существует сегодня. Будет ли это результативно, мы узнаем года через два, когда на эти деньги будут созданы новые фильмы. Я бы счел правильным не все эти средства направлять на производство, а выделить целево часть на создание инфраструктуры государственного кинопоказа. Частному инвестору не очень выгодно вкладывать в создание залов, показывающих только российский кинопродукт. Это работа на долгие годы. Аудитория российского кино постепенно бы росла, если бы государство создало точки кинопоказа. Не дворцы! Достаточно, чтобы было комфортно, чисто, мягкие кресла, хороший большой экран, хороший звук, хорошее изображение. И сразу бы оснастить залы оборудованием цифрового показа, за которым будущее. Другого будущего у кинотеатрального показа нет. Я убежден в том, что какое-то количество таких созданных государством площадок должны быть серьезно обременены, в хорошем смысле, показом российских фильмов. Хотя бы один зал из трех. С тем чтобы вот эти площадки формировали зрителя, вытаскивали бы его из домов. Многие не пользуются услугами кинотеатра, потому что это дорого. Требуется системное решение.

— Существуют другие системные помехи, которые ограничивают жизнь удачного фильма?

— Есть достаточно сильные картины, подобные «Чужой», но априори не могут не существовать факторы, которые мешают такой картине конкурировать с другими участниками рынка. Если бы я знал, где неточность, в продвижении, в выборе срока выхода в прокат либо в попытке определить аудиторию более широко, я бы работал в этой сфере. Я же работаю в той сфере, где неважно, насколько ты догадлив, важнее, насколько ты внимателен к тому, что происходит, насколько оперативно откликаешься на ситуацию, которая уже складывается в судьбе той или иной картины. Коммерческая эффективность достигается через внимательную работу со зрителем. Осмелюсь все-таки сказать, что самая серьезная задача, стоящая перед кинопроизводителями на­шей страны, — это точное понимание адреса, возможной аудитории картины. Очень часто наши производители стараются искусственно расширить эту ауди­торию и в своем сознании, и в своей работе по продвижению фильма. Это, может быть, давало результат несколько лет назад, но сегодня не работает. Если производитель ошибся в понимании адресной аудитории, в представлении ее объема, то происходит разбалансировка судьбы картины. И производитель разочарован, и картина проходит мимо очень широкой аудитории, на которую был сделан расчет. Еще она проходит мимо существенного сегмента той узкой аудитории, которая, может быть, с пониманием и с благодарностью смотрела бы эти фильмы. Тенденция такова, что производитель настраивает сам себя на более широкую аудиторию, чем картина того заслуживает. Я не вправе кого бы то ни было критиковать за те или иные коммерческие решения. Но как практик кинопоказа смею утверждать: существует не­обоснованная, ненужная гонка тиражей фильмокопий, существует бесполезный нажим со стороны продюсеров и дистрибуторов на показчика в попытке искусственно продлить жизнь фильма.

— Вас считают настолько искус­ным вышивальщиком по канве кинопроката, что почти верят в то, что вы можете обеспечить фильму едва ли не бессмертие.

— Я не могу продлить жизнь фильму. Я могу продлить жизнь такой картины, у которой сложился свой зритель. Я обязан обеспечить первичный контакт картины и зрителя. А дальше зритель сам решит. Он во мне не нуждается.

Так мало экранного времени, такая жесточайшая конкуренция за зрителя, что определенную работу удается вести только в одном или двух кинотеатрах. В одном из них российский фильм за долгие месяцы показа собрал 8 тысяч зрителей, еще два собрали по три с половиной тысячи в одном зале в течение трех месяцев показа. Может показаться, что это не очень большие цифры, но это тот стиль работы, который мы сегодня применяем. Мы не можем сделать так, чтобы три с половиной тысячи зрителей пришли за одну неделю показа. Но если мы видим, что у картины есть зритель вот в этом конкретном кинотеатре, то мы ей обеспечим такую длинную жизнь, что все, кто могут посмотреть эту картину, ее посмотрят. Зритель чувствует, что мы его не забудем, что мы будем картину ему предлагать столько времени, сколько ему понадобится, чтобы прийти и ее посмотреть.