Живой член

Квадратом намазано

В танках нет танкистов, в бэтээре нет механика-водителя, и горюче-смазочных нет материалов, техника ползет сама. У отдельных экземпляров вращаются гусеницы, как это вообще принято при движении, некоторые движутся монолитом, юзом, словно их тянут на незримой веревке. Засыпай в бензобаки сахар, раскурочивай систему зажигания — техника все одно прет.
Баррикады неспешно продавливает, на пластит не реагирует, на живые щиты внимания не обращает.

И уже видны от первых машин шпили и купола, и кусает беспомощно губу губернаторша, а подлинные патриоты хладнокровно чешут в затылках и разрабатывают нетрадиционные способы защиты города на Неве.

Это из романа «Время культурного бешенства», появившегося из печати одновременно с брошюрой Екатерины Андреевой. Автор романа, семидесятипятилетний «петербургский фундаменталист» Наль Подольский, один из минимума полудюжины отечественных авторов, выступивших в последние годы с масштабным прозаическим осмыслением феномена «актуального искусства». Кто сочиняет памфлет, кто делится сведениями, как оно там все внутри устроено, кто наряжает в беллетристические одежды искусствоведческую концепцию. Подольский же полон мистического трепета... о нем, впрочем, позже, пока о ситуации на трассе.

Двигаться можно было, например, и в сторону Финского залива, недалеко от которого доживают танки на технокладбище свой тяжелозвонкий век. Уйти в пучины, в ржавь морскую… залив у нас поначалу очень неглубокий, и, если бы тысяча танков медленно самоутапливалась по мелководью в лучах заходящего солнца, красота была бы неземная.
Но танки прут на Петербург.
Потому что там есть черный квадрат Малевича.

Третьяковка — СПб 2:2

Даже два: в Эрмитаже и в Русском музее.
Всего их, сообщает Екатерина Андреева, четыре, и все в России (я, честно говоря, думал, что больше; нынешний серийный маньяк-рисовальщик точно бы двинул тираж не меньше двадцати).
Самый знаменитый, вывешенный в 1915 году в красном углу, по типу иконы, на петроградской выставке «0, 10» (в ходе которой был обнародован манифест супрематизма), красуется в Третьяковке, там же хранится версия 1932 года. Квадрат, нарисованный Малевичем для Венецианского биеннале-1924, принадлежит Русскому музею и иногда даже висит там, если не на гастролях, в конце длинной анфилады корпуса Бенуа. Если на гастролях, тоже не беда, тогда это свято место занимает какой-нибудь другой Малевич: красный квадрат (фигур разных форм и цветов художник намалевал достаточно) или даже маленький красный домик, который куда симпатичнее дурацких квадратов.

Еще один квадрат лет двадцать назад нашли в Самаре на дне корзины с картошкой в семье — внимание! — банкира (в подробностях быт самарских банкиров, хранящих Малевича в картошке, Андреева, к сожалению, не описывает). Уже в новом тысячелетии картофельный шедевр приобрел за миллион долларов бизнесмен из тех, кого показывают по телевизору; приобрел и приобрел, как говаривал поэт, и «сына единоутробного этим делом накормил», то есть подарил квадрат Государственному Эрмитажу.

Зародыш всех возможностей

Миллион долларов, вообще, для такого объекта копейки, гуманитарная благотворительная цена. Какой-нибудь жеманный Пикассо, примерно параллельно Малевичу развоплощавший форму, но «завязший», по словам автора черного квадрата, «в осколках предметного мира», идет нынче на аукционах в сто раз дороже. Но на фоне биографии самого Малевича этот миллион, конечно, звучит издевательски.

Не в том даже дело, что художник жил и умирал в нищете: бедность часто оказывается платой за прикосновение к хрустальным сферам. Дело в сферах как раз: Малевич относился к своему искусству вообще и, понятно, к квадрату в частности как к черной дыре, космическому прорыву, механизму телепортации и радикальной переделки (неизвестно во что) всего сущего.

«Зародыш всех возможностей» — так он гордо именовал свой квадрат, хочется даже сказать — Своего Квадрата.
«Преображение человеческого творчества в иную духовную и материальную реальность» — вот какую он ставил задачу.
«Нирвана заумного безвесия» — так он объяснял тем, кто чего-то недопонял. Тут уж возразить нечего, против нирваны заумного безвесия даже ожившие танки — всего лишь зря гоношащийся металлолом.

Каких-то из высокозадранных целей Малевич так или иначе достиг. Тут, конечно, важно, «так» или «иначе». Квадраты повсесердно обэкранены, путешествуют по планете, меняя расцветку, возбуждают неуравновешенных личностей (оте¬чественный радикал Бренер, скажем, разрисовал «Белый квадрат» в амстердамском музее). Успех это для Малевича или заменяющая реальную победу мышиная возня — поди пойми.

«О живописи в супрематизме не может быть и речи, живопись давно изжита, и сам художник пережиток прошлого», — утверждал неистовый Казимир, и что же, теперь в порядке искусства можно не корову рисовать, а просто помочиться в чашу со святой водой, только именно ли такое изживание живописи прозревал Малевич, нам тоже никогда не узнать.
Или вот он все призывал достигать в искусстве «несмыслов». С «несмыслами» тоже вроде все довольно богато... но счастья нет.
Умер Малевич в 1935-м в Ленинграде, в супрематическом гробу увезли его на вокзал, закопали в Подмосковье под супрематическим памятником, а в войну могила исчезла и, может быть, к лучшему, а то собирались бы там концептуалисты, пили бы как минимум кровь...

Свинина святого марка

В 1935 году американский арт-деятель по фамилии Барр вывозил из Ганновера картины Малевича, которые в терминологии эпохи считались в Германии «дегенеративным искусством». Деятель, дабы избежать досмотра, спрятал полотна внутри сложенного зонта. Хороши же были зонты, сказал бы я, на всю семью, что ли, но Екатерина Андреева комментирует этот эпизод остроумнее. Сравнивает его с похищением венецианцами из Египта мощей Св. Марка: те прятали в свинине, рыться в которой даже таможенным мусульманам не улыбалось.

Сравнение, конечно, лишь для красного словца, но тем не менее это лучшее место в книжке Андреевой, самый ее, что ли, «необщего выраженья» момент.

«Квадрат» и сочинение Ф. Успенского «К. Петров-Водкин. Материнство» — первые выпуски проекта «Тысяча и один шедевр из коллекции Государственного Эрмитажа». Это даже не вполне книги, но такие качественные маленькие альбомчики, где хорошая полиграфия и картинки дополняются монографическим текстом известного исследования. Затея замечательная — пусть Малевич и шумел против просвещения, якобы «ведущего к распрям и войнам». Если эти вещи как-то и связаны, то обратным образом.
К тому же «просвещение» — это важнейшая метафизическая соломинка, за которую интеллектуал, шкурой чувствующий, как прямо по ходу этого рассуждения превращается в интеллигента, хватается, как за доказательство небессмысленности своего существования; тезис, тем более актуальный в эпоху текущих заморозков. Может быть, скоро единственной честной публично-культурной деятельностью останется ковыряние в наследии старых мастеров и кормление ближнего круга крошками разумного-доброго-вечного.

Узнав о серии и о том, что вышла такая книжка, я первым делом позавидовал Екатерине Андреевой. Прекрасный формат для концептуального высказывания, стилистического шедевра, для классической работы об интересующем предмете. Есть же тексты о художниках, становящихся классикой как литературы, так и научной мысли — скажем, маленькая книжка Волошина о Сурикове. Уж не знаю с чего, но я решил, что Андреева сочинила про Малевича маленькую искусствоведческую прозу.

Но Андреева не ставила перед собой хитрых сверхзадач. Литературно она вполне сдержанна, свинина Св. Марка да именование квадрата «слипом божественного совершенства» (под слипом, который лег в основу метафоры, понимается, похоже, не женское нижнее белье, а кассовый документ) — единственные выразительные места. С наукой, конечно, все в порядке, Андреева — специалист высочайшего класса, о том, как популярны были в начале двадцатого столетия в разных культурах грезы о четвертом измерении, о подробностях конфликтов Малевича с Родченко или Татлиным, рассказано внятно, фактов много, как гущи в борще, но ни в какую яркую мысль этот профессионализм, увы, не наряжен. Просто хорошее воспроизведение сведений и грамотная обрисовка контекста. Вишенка на торте — пара репродукций из шведской художницы-медиума Хильмы аф Клинт, круг да еще круг, тонкость в том, что это почти единственные репродукции не из заглавного героя; можно было выбрать кого угодно, любую Гуро или любого Мондриана, но выбор пал на малоизвестную шведку, изящный ход.

В остальном же, чтобы написать такую «подтекстовку», вовсе не обязательно быть Екатериной Андреевой. Поштудировав специалистов да самого Малевича, сборники теорий которого под неизменным названием «Черный квадрат» периодически выходят в свет, подобную работу могла сочинить продвинутая старшекурсница.

В результате перед нами текст, который людям интересующимся много нового не сообщит, а для публики, нуждающейся в «просвещении», слишком сух, герметичен, наукообразен… хотя бы на главки что ли его поделили для удобства восприятия. Впрочем, прочь претензии; запланированная грамотная дежурная работа у Андреевой получилась, а уж актуализировать смыслы и «несмыслы» дальше каждый волен по-своему.

Победы над солнцами

Вот, скажем, это желание «прорыва», хоть какого-нибудь, хоть куда-нибудь, все равно ведь непонятно куда; прорыва, которым бредили и символисты, и враждебные им футуристы, и враждебные тем и другим супрематисты. Путь к бессмертию, все дела. Елена Гуро, жена Михаила Матюшина и муза тусовки, полагала, что смерть происходит от неумения, по инерции... от недостаточной бодрости духа.

Полагала, но все же умерла. «Примерно через сорок дней после смерти Гуро Матюшин, Малевич и поэт Крученых встречаются в карельских лесах возле Уусикиркко, где похоронили Гуро, и в три дня начинают писать оперу «Победа над Солнцем»...

В карельских лесах! На могиле! Победа, разумеется, над Солнцем, чего уж там.

«Вооружить против себя мир»... Делать больше нечего миру, как против вас вооружаться.
«Треск взорвалей и резьба пугалей всколыхнет предстоящий год и искусства»... Это да, получилось. Малевич вообще считал, что супрематические камлания поспособствовали торжеству Октябрьской революции. Ну как шаман, пережевывающий пугали и щебечущий мугали в рощице за стадионом, помогает своей команде заработать пенальти. Причем в помощь шамана веришь больше, он шурует целенаправленно, колдует на своего плеймейкера, на вражеского вратаря, на конкретного судью, а «русский авангард» колобродил во имя отвлеченных запредельностей, и «влияние» его на русскую революцию влиянием не было, а было лишь кипением в одном котле.

Молекула воды не может утверждать, что это она своей неистовостью вскипятила всю кастрюлю.
Прошло плюс-минус сто лет (мою статью, кстати, можно было тиснуть под рубрикой «Навстречу столетию черного квадрата»), снова реют всякие непрошеные вихри, и впору мысленно поставить себя на место крученых малевичей.

Вот мы сейчас в относительно схожей исторической ситуации, на берегу, у обрыва, на метафизическом цивилизационном мосту: хочется метать молнии в небеса, рваться в беспредельности, крушить реальность? Нет же, оно само все рухнет, когда ворюги окончательно споются с кровопийцами, если о чем грезить, то о сохранности почв и корней. Но при этом понятно, что авангардные беспредельщики, анонсировавшие жуткую сердцевину прошлого века, вовсе не были саблезубыми злодеями, а лишь летели на зов мутной звезды, что, вроде бы, и есть первейшее право и святая обязанность художника, нет?

И чего только в голову не придет: вот какой-нибудь жидкий Ленин, для которого по любым понятиям трудно подобрать цензурный эпитет, может, и он особо ни в чем не виноват, был лишь художественной песчинкой, вознесенной ветрами эпохи?
Разумный урок из всего этого — сторониться ветров, совпадения с эпохой, «актуальности».

Руки брадобрея

Танкам у Наля Подольского репродукцию квадрата показали из соображений глума выезжавшие на некий индустриальный пленэр современные художники: это фабульное обоснование возбудившегося железа, но есть и мистическое — дескать, слишком уж много выбросила или еще даже не выбросила, а лишь аккумулировала квадратная культура.

Громкие события в области «актуального арта» грянули с начала лета прямо-таки водопадом.
На комсомольском шабаше при озере Селигер замечены представители самого веселого из актуальных цехов: те, что под видом высокого искусства перформанса справляют свои экстравагантные нужды типа побегать голышом на собачьей цепи или запустить из задницы в небеса китайский фейерверк.

Прокуратура требует тюремного заключения для А. Ерофеева и Ю. Самодурова, организовавших — предельно деликатно, в максимально закрытом варианте — выставку искусства, недовольного религией. Приговор должны огласить 12 июля, заинтересованные лица живут надеждой, что «просто пугают», на сей раз скорее пронесет, но и условный срок будет дрянным прецедентом.

Директор Пермского музея современного искусства Марат Гельман сообщает, что в случае обвинительного приговора богоборцам тут же воспроизведет опальную выставку в своей московской галерее, а чуть раньше еще появилось сообщение о «Культурном альянсе» Гельмана с «Единой Россией», в рамках коего предполагается актуальное облагораживание культурной политики партии власти. А еще чуть раньше — о том, что Гельман собирается рулить художествами и в инновационном ауле Сколково.
Наконец, группа московских художников нарисовала на петербургском Литейном мосту нечто такое, о чем вы, наверное, уже слышали: к этой теме я скоро вернусь. Пока же не потеряем Малевича: ведь он, как и многие другие авангардисты и прочие символисты, считал сотрудничество с властью и получение административных должностей делом совершенно естественным. Не булки с маслом они хотели, а управлять культурой. Полагали просто, что у авангардной власти и авангардного искусства схожие цели.

Этот естественный альянс не состоялся, но вот насколько естественен или наоборот альянс заскорузлой пыльной ЕР с пламенным Гельманом?

Общественная логика тут в том, что ЕР примерно достигла статуса КПСС, сотрудничество с которой не было, конечно, делом доблести и геройства, но было неизбежно для людей, желавших реализовать свои таланты на хоть сколько-нибудь публичном поприще. Без такого сотрудничества не было «культурного строительства», требующего (в прямом смысле, без издевки понятого) административного ресурса.

Гельман, безусловно, человек выдающийся, сам по духу художник, каких мало и среди его рисующих, снимающих видео и пукающих фейерверками птенцов. Для артистической тусовки его воцарение — благо: Марат освоит ситуацию с максимальной выгодой для художников и минимальными идейными компромиссами. Может, и вовсе без компромиссов: Ерофеева и Самодурова он защищает от своего лица, и ситуация альянса не заставляет его по-чиновничьи мямлить «с одной стороны, с другой стороны».

Вознесся выше столпа

Искусство в рамках гельмановско-властного альянса не будет, допустим, ангажированным, но оно и искусством, увы, особо не будет, и не только в силу административных проблем. «Актуальный арт» и сам по себе покинул горячее эстетическое поле: будучи действительно мощнейшим источником и полем креатива в двадцатом столетии, он утратил ныне соответствующие энергии, стал народным промыслом на манер гжели, а «инновацией» быть перестал.

Потому его появление в Сколково вдвойне логично. Во-первых, высоки шансы, что аул выйдет потемкинским, безо всяких в том числе и научных инноваций. Во-вторых, эстетическим открытиям после исчерпания своей внутрикультурной функции как раз логично становиться технологиями общего пользования. Чего уж, новый православный патриарх говорит, что для продвижения веры надо смелее орудовать такими жанрами, как хеппенинг и перформанс.

Дух же Малевича, «живой член живого мира» (см. цитату), живет ныне в тех, кто ни на какое сотрудничество с властью не настроен. На Литейном мосту в середине июня, если кто вдруг еще не знает, 40 молодых людей в течение 23 секунд нарисовали — не на всем мосту, на одном крыле — мужскую половую вещь размером 65 на 27 метров. Мост сразу развелся, а гигантский подсвеченный фаллос вознесся. Именно Литейный мост выбрали, чтобы картинка въехала в окна расположенной рядом ФСБ. Акция была приурочена к поправкам к Закону об этой организации, согласно коим она приобретет дополнительные полномочия. Депутаты поправки радостно утвердят, приближая день, когда им самим будут ломать кости на допросах, но занятно: в интернет-восторгах по поводу акции ее политический смысл опускается. Он тает на фоне роскошной картинки, которая войдет во все мифологии Петербурга.

Однако, несмотря на выдающуюся пластику и концептуальную точность, и эта акция не искусство, а использование наработанных им механизмов для социального протеста. Властям неплохо именно на него как раз обратить внимание. Собственно, сообщение охальников ровно то же, что пытались донести «приморские партизаны», только сделано оно... гм... интеллигентно, что ли.
Лучше к фаллосу прислушаться, чем к партизанам.

Досье
Екатерина Андреева (Ленинград, 1961), специалист по отечественному и западному искусству ХХ века, доктор философских наук, кандидат искусствоведения, ведущий научный сотрудник отдела новейших течений Государственного Русского музея, автор первого опубликованного на русском языке цикла лекций об истории и теории искусства второй половины ХХ века, книг о постмодернизме и Тимуре Новикове. Куратор крупнейшей выставки «Удар кисти», посвященной деятельности объединения «Новые художники» и некрореализму, прошедшей в Мраморном дворце в этом году.