Читать!

Главное

Общественная жизнь Ленинграда
в годы перестройки. 1985—1991.
Сост. О. Н. Ансберг, А. Д. Марголис.
СПб.: Серебряный век, 2009.

Назначение Горбачева и апрельский пленум, «интенсификация» и «ускорение», «сухой закон» и погромы в Сумгаите, передачи «600 секунд» и «Взгляд», «Демократический Союз» и четырехмиллионные тиражи «Огонька», Нина Андреева и волна народных фронтов по городам СССР, Ельцин и Собчак, выборы народных депутатов 1989 года и проект пешеходной зоны в центре Ленинграда. Список произвольный и потенциально бесконечный, ибо ценность события определяют не строгие критерии, а наличие кругов на воде, задержка в коллективной памяти. Но в том и фокус, что память устроена сложным образом. И вот уже люди, стоявшие в конце восьмидесятых в очереди за колбасой, на голубом глазу говорят, что в советские времена все были сыты. Чтобы иногда хотя бы чуть-чуть корректировать эти вздорные конструкции, активно поддерживаемые нынешней властью, нужны такие сборники, как вышедший по инициативе питерского «Мемориала» огромный кирпич — хроника пяти лет «перестройки» и свыше восьмидесяти интервью общественных деятелей того времени.

В списке информантов нет персон, известных широкой публике. Это не всепогодный «звездный состав», который в любых контекстах несет нечто равно бессодержательное. Через интервью активных участников «Мемориала», Хельсинкской группы, различных экологических движений и даже общества «Память» (из песни слов не выкинешь) в первой части-хронике расставляются необходимые акценты. Впрочем, она даже подряд читается как роман-припоминание, если не разоблачение. Например, мало кто сейчас отдает себе отчет в том, что варварская градостроительная политика московских властей была опробована в Ленинграде, где в 1988 году, несмотря на протесты общественности, снесли историческое здание гостиницы «Англетер». Или что нынешний ОМОН, рьяно разгоняющий митинги и шествия, без особых изменений реализует инструкции советской милиции. Книга ярко свидетельствует, что современная Россия — это советское общество, освоившее элементарные практики индивидуального потребления. Не более того.

 

Основное

Пол Кронин. Знакомьтесь – Вернер Херцог.
Москва: Rosebud Publishing, 2010.

В изучении кино есть удобный и популярный жанр «режиссер о режиссере», когда от автора требуется вовремя задавать вопросы, а персонаж отдувается по полной, изображая еще и толкователя собственного творчества. Нельзя сказать, что популяризатор кино Пол Кронин чем-то принципиально отличается от своих братьев по оружию, но его книга выигрывает за счет честности своего персонажа и на ней, по сути, паразитирует. В европейском, да и в мировом кино вряд ли сыщется другой такой же псих, как Вернер Херцог. Можно возразить, что есть, мол, всяческие Терри Гиллиамы и Ларсы фон Триеры, но у них творчество и личность конвенционально разделены в полном соответствии с буржуазными нормами. Херцог не такой, его работу в кино можно сравнить с яростью берсерка, скандинавского воина, сознательно объевшегося грибов и впавшего в состояние боевого транса. Берсерка нельзя одолеть, он может либо сам закончить бой, либо убить себя, либо задох­нуться под грудой трупов. Можно было бы сказать, что об абсурдных подвигах Херцога сложены легенды, однако в этих рассказах очень мало вымысла. Херцог успевает выкинуть очередной фокус раньше, чем люди сочинят о нем небылицу. Он ходил пешком сотни километров, жалил себя ядовитыми колючками, тащил колесный пароход в джунгли на съемках картины «Фицкаральдо», сделал актером недоразвитого найденыша Бруно С., заставил Кристиана Бейла на съемках откусить кусок от живой змеи. Фильмы у него интернациональные, нужные всем людям доброй воли и чистого сердца. О себе Херцог рассказывает искренне. И так же советует будущим режиссерам больше ходить, ездить, смотреть и работать руками. Он — дарвинист, слепивший себя из труда и мужества. Может, дело в военном детстве. А может — в страхе и стыде, что можешь, а не делаешь…

Ник Хорнби.
Голая Джульетта.
СПб.: Амфора, 2010.

Бывшая учительница Энни работает в маленьком музее приморского городка и проводит часть свободного времени на сеансах психо­аналитика. Пожилой доктор констатирует все то, что можно обнаружить у страдающей от одиночества женщины среднего возраста, но она и так это знает. У нее есть, как ни странно, друг Дункан, инфантильный ленивец под сорок, который ничего не делает в жизни. Денег для совместного вре­мяпрепровождения свободной семьи это, понятное дело, не добавляет. Единственное осмысленное занятие этого деграданта — фан-клуб забытого певца Такера Кроу. О нем больше никто не помнит, и так проще ощущать уникальность своего увлечения. Эта вялотекущая мелкобуржуазная шизофрения тянется уже 15 лет. Детей у пары нет, к тому же потенциальный глава семьи  сам как ребенок. Очередной альбом Такера Кроу под названием «Голая Джульетта» вносит разлад в без того натянутые отношения Дункана и Энни. Дело в том, что Энни в один прекрасный день пишет письмо самому мистеру Кроу и между ними завязывается оживленная переписка. Преимущества Хорнби («Долгое падение», «Логорея», «Слэм») тесно связаны с его недостатками. Это не очень страстная, скорее, пастельная литература, написанная человеком с образованием не ниже высшего. Это скепсис, тонкое знание людей и всего, чего с ними уже никогда не случится. Это умение так избегать событий, чтобы читатель забыл о своей в них потребности. Лучшая британская проза рубежа веков.

 

Дополнительное

Даниэль Арасс.
Деталь в живописи.
СПб.: Азбука-классика, 2010.

У нас долгое время не переводили современных историков искусства. Не создателей и адептов современного искусства из числа критиков, а именно академических скрипучих историков в традиции венской формальной школы, американской иконографии и других течений «наук о духе», наивно пытавшихся заявить о своем первенстве в минувшем столетии. Почти никем не замеченное исключение — изданный несколько лет назад сборник британца Томаса Баксендолла «Узоры интенции» плюс некоторые проверенные временем обзоры вроде «Основ современного искусства» Вернера Хофмана и ключевых для преподавания предмета работ Лионелло Вентури, Герберта Рида, Николая Певзнера. Но все это тоже тексты преимущественно давние. Рано умерший историк Даниэль Арасс — из числа актуальнейших фигур французского искусствоведческого ландшафта. Его книга «Деталь в живописи» не нарочно переворачивает представление об известных картинах; это происходит потому, что акцент изначально ставится не на стиле, сюжете и истории изображения, а на том, что оно скрывает от глаз. Обманки, отражения, визуальные инверсии раскрываются даже в тех полотнах, которые принято считать прозрачными, иллюзионистскими в традиционном смысле слова. Больше всего затей оказывается не в Италии с ее тяготением к прекрасной ясности, а в раздвоенной, мятущейся Голландии. Воображение, как известно, компенсирует телесную недостаточность…

Игорь Пронин. Черная молния.
Москва: АСТ, 2010.

Фабула этой повести урывками известна многим кинозрителям хотя бы по обильным роликам, которые под Новый год наводнили Интернет. Студент отделения менеджмента, получивший от отца в подарок старую «Волгу», обнаруживает ее способность летать и занимается сначала скоростной доставкой цветов, а потом благородным спасением сограждан. Попутно Дима добивается взаимности от образцово милой и столь же глупой однокурсницы, подвергаясь преследованиям лютого миллиардера Купцова, грезящего о мировом господстве. Сюжет заметно окрашен грустью по советскому времени, культуре и науке, ценностям шестидесятников, «настоящей» любви, искренности чувств. Парадокс в том, что ностальгический ревизионизм упакован под американскую историю о супергерое. Как ни странно, в образовавшейся смеси заметно протухший ингредиент под кодовым названием «назад в СССР» нейтрализуется и превращается в такую же игру с образами прошлого, что и в «Стилягах» Валерия Тодоровского. Авторы фильма, равно как опытный изготовитель литературного продукта Игорь Пронин, апеллируют не столько к прошлому, сколько к международному «посткризисному» тренду с его возвращением к «истинным» ценностям, повышению престижа взаимопомощи и т. д. Более того, это не трэш даже с литературной точки зрения. Фильм «Черная молния» не очень полюбился массовому зрителю, которому был адресован. Создатели, похоже, решили, что можно опустить за ненадобностью ряд сюжетных мотивировок. Книга успешно восстанавливает их в правах.