Степень свободы слова

Первый, который оттактилил ухо гигантского млекопитающего, доложил, что слон есть нечто ковроподобное и шершавое. Ощупавший хобот возражал: — Слон есть гибкая мускулистая труба, страшная и разрушительная. — Нет, слон это твердая колонна, — полемизировал третий, исследовавший ногу.

 

«Созданное умозрением не ведает о Божественном. В этой дисциплине нельзя проложить пути с помощью обычного интеллекта», — резюмировал Хаким. Замечу, что все трое слепцов были честны — не пытались обмануть сограждан. Так и три репортера, рассказывающие об одном и том же, рисуют разные картинки. А потребитель репортажной продукции видит лишь то, что считает нужным. Удивительно, но порой даже герои публикаций умудряются замечать только хобот. Или хвост. Или еще что-нибудь. Потому что у каждого своя реальность. Посвоему украшенная и расцвеченная, по-своему неправдивая.

 

Ведь СМИ не столько источник информации, сколько интерпретационная площадка. Зритель/ читатель/подписчик с алчностью карася клюет не на само событие, а на медиаупаковку. Как автогигант штампует джипы да седаны, так и СМИ продуцируют «реальности». Свои, уникальные. Их и реализуют. «Реальность» же может быть депрессивно негативной, как в «Моменте истины» меганадрывного манипулятора Андрея Караулова, или жизнеутверждающе ироничной, как в «24» саркастичного флегматика Михаила Осокина. Завидно политкорректной а-ля «Ведомости» или напористо агрессивной, как в «Комсомолке». На любой вкус и цвет. Можно — желтый. Можно — голубой. А надо — так и жовтоблакитній.

 

На одной и той же лестничной клетке можно существовать в альтернативных медиапространствах. Кто-то живет при «кровавой гэбне» Путина, когда святых гнобят в лагерях, а ельцинская свобода слова только снится. Кто-то – в «реалити-шоу» Ксении Собчак, где доминирует перманентный поиск полового партнера. Можно существовать в декорациях военного времени. Или на фоне добродушного развитого капитализма. Все зависит от точки отсчета, задаваемой набором СМИ, который человек считает нужным потреблять. Слушатели «Эха Москвы» и сегодня наслаждаются ощущением лубянских преследований подобно диссидентам 70-х.

 

Аудитория не жаждет правды. Она предпочитает сказки, свидетельством чему не только тиражи таблоидов, но и скандалы, связанные с представителями так называемой качественной периодики. Незабвенна история Джека Келли из единственной общенациональной североамериканской ежедневки USA Today. Автор 720 постановочных историй про сербских террористов, таинственных мятежников и мифических повстанцев из Грозного пять раз выдвигался на соискание Пулитцеровской премии. Получил ее. Но в конце концов был разоблачен коллегами-завистниками и премию пришлось вернуть… Приведенный пример есть правило, а не исключение. Напомню о скандале с мегакачественным изданием The Washington Post и его звездой 80-х Джанет Кук. При приеме на работу девушка солгала, что училась в Сорбонне. Вранье прокатило. Журналистка ударилась в сочинительство, и материалы ее пользовались неизменным успехом, а серия очерков о семилетнем мальчике, подсаженном злыми дилерами на сладостный героин, стала настоящей сенсацией. Сюжет про «Мир Джимми» получил все ту же Пулитцеровскою премию. Но! Крепкий хозяйственник города Вашингтонска Мэрион Барри решил набрать политические висты и викториально отрапортовал публике, что ребенку оказана помощь и юный наркоман твердо встал на лыжню реабилитации. Честные газетчики принялись рьяно искать объект мэрской заботы. И не нашли. Потому что он существовал лишь в воображении пронырливого мэра и талантливой журналистки.

 

При этом нельзя так уж строго судить профессионалов за избыток фантазии. То, что они сочиняют, может происходить и в жизни. Помню, после миниатюры «Взгляда» о трогательном голубоглазом сироте Сереже, спевшем ангельски-пронзительное «Прекрасное далеко, не будь ко мне жестко», коллеги-газетчики возжелали усыновить ребенка и оказать помощь духовому оркестру провинциального детского дома. В Ереване создали фонд имени Сережи. А с Камчатки в редакцию «молодежки» прислали контейнер с красной икрой и прочими лакомствами для мальчика. Однако подарки & намерения до цели не дошли — автор хита Владимир Мукусев, по всей видимости, просто не обзавелся координатами объекта. И вынужден был обратиться к страждущим помочь с пространной сентенцией. Мол, много в стране детдомов и Сережей немало. Позже он рассказал, что-де не хотел подставлять мальчика под избыточное внимание доброжелателей. Но в этой истории хотя бы не стоял сакраментальный вопрос: «А был ли мальчик?» Мальчика вся страна видела (аудитория мукусевских выпусков «Взгляда» десятилетней давности — а дело было как раз в 1989 году — была под 200 миллионов!). И в результате более тысячи зафиксированных усыновлений в течение месяца. Так что даже если бы героя сюжета не существовало вовсе, польза от журналистской работы реальна вполне.

 

Но вернемся к нашим заокеанским баранам. В 1998 году сотрудник The New Republic Стивен Глэсс рассказал о другом мальчике, 15-летнем хакере, взломавшем защитные коды компьютерной корпорации, боссы которой решили трудоустроить юное дарование. Но коллеги из Forbes, пожелавшие подзаработать на чужой удаче, обнаружили: юный гений — очередной журналистский миф. Замечу, что бюджеты US-изданий несравнимы с отечественными, и там работают тщательно & качественно. В частности, во всякой мало-мальски респектабельной газете есть спецотделы по проверке фактуры (fact checking): журики обязаны сливать туда на инспекцию все контакты и записи. Однако на каждую хитрую жопу, как известно, найдется что-нибудь с винтом. Смышленый профи Стивен не поленился зарегистрировать лжекомпанию и даже запустить сайт вымышленного монстра, дабы подкрепить свою историю «фактами». Инспекторам был дан номер телефона «сотрудника», роль коего исполнил родственник репортера. И технология сработала. Только вот ребята из Forbes оказались профессиональнее, и еще одна журналистская афера была разоблачена.

 

Мораль сей басни тривиальна: читатель ведется не на Факт, но на Подачу. Как в мукусевском сюжете: дело не в детдомовских сиротах вообще, а в трогательном певце Сереже, который не столько персонифицировал проблему, сколько был красиво подан и произвел впечатление на «взглядовскую» аудиторию. Когда телерепортер поднимается до уровня кинорежиссера, реальность поднимается до уровня искусства. В контексте печатных СМИ журналист оборачивается писателем. То есть иные талантливые медийщики грешат не столько фальсификацией, сколько «акцентуацией» или художественной компиляцией а-ля покойная Анна Политковская.

 

Тут спрос и находит предложение. Потребитель жаждет, чтобы ему «сделали красиво». Он тянется к «прекрасному». Что и постулирует бесстыдную гламуризацию информационного потока. Когда выпрыгивающих из окон жертв атаки на башни ВТЦ берут лишь общим планом, чтобы незримы зрителю были гримасы отчаяния и не видны были брызги мозга при ударе об асфальт… На Евразийском медиафоруме 2007 года медиаидеолог Марина Леско сравнила события 11 сентября 2001 года с перфектной телепостановкой: «В том телесобытии мирового масштаба все было учтено — от погоды и особенностей человеческого восприятия до профессионализма медийщиков. Те, кто готовили суперпроект, точно рассчитали, какой должна быть картинка, чтобы сразу настроить мысли «на вечное» (раннее утро, башни, подобные Вавилонской, невинные жертвы…), сколько нужно времени, чтобы подтянуть все имеющиеся в наличии камеры к месту события, как сделать так, чтобы зритель был постоянно в напряжении… Авторы продумали все детали, которые необходимо учитывать при постановке подобного рода зрелища. А главное, все было по-настоящему: люди в кадре умирали. Но без чернухи: все, что видел зритель, — это растворяющиеся в небесной лазури фигурки, которые обреченно летели в никуда, крепко взявшись за руки, гонимые огнем из окон в мир иной.

 

Тот эфир продлился порядка двух часов — столько, сколько нужно, чтобы зритель успел пережить катарсис и подустать. Затем башни рухнули одна за другой, похоронив под собой всякую надежду на хеппи-энд и возможность узнать когда-либо, кто кого нанял с целью осуществить эту уникальную и, безусловно, грандиозную художественную постановку. Таким образом, если понимать под словом «гламур» упрощение и украшение, то есть художественную обработку реальности (иначе говоря, лубок), то становится ясным, что тенденция гламуризации существовала всегда, существует ныне и не умрет никогда». Помнится, после тех событий несколько видных кинорежиссеров (включая великого Годара) были преданы анафеме за то, что отказались признать историю с башнями простым терактом — профессионалы сразу смекнули, что алмазы бриллиантами не рождаются. Фишка всего вышеизложенного заключается в том, что восприятие в любом случае искажает. И подлинный масштаб катастрофы сущего виден лишь Вседержителю. Знаменитый американский продюсер Эндрю Браунсберг как-то сказал: «Фотографы любят повторять, что фотографии не лгут. Это неправда. Ничто не обманывает так, как фотография…» И этот тезис смело можно экстраполировать на журналистику в целом. Любая информация, прошедшая сквозь личное восприятие СМИ-профессионала, искажена. Сознательно или неосознанно. А потребитель лишь выбирает то искажение, которое соответствует его внутренним установкам. И если мы говорим о профессиональной этике, то дело лишь в генезисе искажения: бессознательное простительно, сознательное — нет. Так я вижу медиаслона. Не уверен, что это хвост.

 

ОТ РЕДАКЦИИ.

Публикуемый сегодня материал — фрагмент из рукописи Евгения Ю. Додолева «ТВлюция»; издание трилогии об отечественной медиаиндустрии запланировано на 2011 год (одна из книг – пристрастная хронология создания и кончины программы «Взгляд»).