Значит ли это, что многие российские города (и в первую очередь Москва) окажутся в пренеприятной ситуации, когда сотни тысяч разнорабочих со строек, работников сферы ЖКХ, автомойщиков и уборщиков помещений вдруг возьмут и сорвутся работать на Аравийский полуостров? За ответом на этот вопрос корреспонденты «Однако» отправились в гости к самим гастарбайтерам — в один из подвалов в центре Москвы, переоборудованный в общежитие.

СЕКРЕТНЫЙ ПОДВАЛ

Попасть сюда оказалось довольно непросто: хозяева строго следят за тем, чтобы подобного рода жилые объекты не посещали посторонние. Нас привел некто Салахутдин — тоже гастарбайтер, только несколько иного рода. Такие люди обязательно имеются внутри каждой из замкнутых национальных общин, это как бы связующее звено между соотечественниками и внешним миром. Они улаживают проблемы с милицией и криминалитетом, организуют сбор средств в пользу остро нуждающихся и в экстренных случаях (отправка на родину тел умерших) решают вопросы получения долгов по зарплате. Последнее особенно актуально: работодатели часто неохотно платят таджикам за уже выполненную работу, случается, что денег приходится ждать годами.

Но такое обычно происходит с нелегалами. А в подвале, куда нас привел Салахутдин, живут исключительно люди, оформленные по всем правилам. Бывшее бомбоубежище разделено на отсеки с рядами двухъярусных кроватей. Почти каждая койка с двух сторон завешана кусками ткани: человеку всегда нужно немного личного пространства или иллюзии такового — пусть всего полметра, зато свои.

Подвал довольно благоустроен: в нем можно молиться, стирать и готовить еду. Здесь тепло и чисто — то ли убирают, то ли не сорят. Короче, порядок и никакой казарменной вони — как в хорошей армии.

Бомбоубежище пустеет рано, в половине шестого утра. Здешние обитатели (уборщики, мойщики и разнорабочие) поднимаются в пять, чтобы в шесть уже быть на работе. Возвращаются к четырем. Зарабатывают в среднем 400—500 долларов, себе оставляют примерно 100, остальное — домой. За койку в подвале платят хозяева, так что жить можно.

Сирожудин из Душанбе говорит, что 100 долларов на питание вполне достаточно. Питание — в основном макароны (те, что продают на вес), хлеб, сгущенка, чай. Из развлечений — телевизор. Но он все равно доволен. На родине таких денег не заработать, к тому же там можно запросто загреметь на военную службу. А в таджикской армии плохо кормят и еще хуже одевают: можно все два года проходить в сланцах — сапог на всех не хватает. Эх, хорошо бы получить российский паспорт, но это долгая песня. Быстрее и проще, конечно, жениться на местной, но это уж кому как повезет.

О перспективах уехать на работу в Саудовскую Аравию никто в подвале не знает. Правда, об этом что-то слышал наш гид, но затею эту он категорически обозвал бредовой.

— Какая Аравия, — засмеялся Салахутдин, — и обвел рукой ряды коек, с которых на нас смотрели пара десятков заинтересованных слушателей. — 85 процентов гастарбайтеров-таджиков ничего не умеют делать, кроме как метлой махать. А арабам нужны квалифицированные люди. Таких, как вот эти, у них и так полно — вся Африка там. Среди таджиков есть, конечно, хорошие специалисты, но их немного. Просто Рахмон обиделся за что-то на Россию и теперь не хочет от нее зависеть. Наверное, нашел новых друзей, которые ему чего-то там пообещали. Только без России не получится. Куда денутся все эти люди, кому они нужны? Вот введет Россия визовый режим с Таджикистаном — и сразу революция! Может, и надо бы…
Перед экскурсией Салахутдин взял с нас слово не упоминать адреса и названия организации, которой принадлежит подвал. Обычная организация, только очень нервная. Видимо, кто-то настучал в службу безопасности, что на объекте посторонние, потому что примерно через полчаса после начала нашего визита за нами пришли. Пришлось рассказать, что мы изучаем настроения в среде таджикских гастарбайтеров, которых пытаются сманить арабы. Охрана успокоилась, и только вахтерша в папахе, запоздало демонстрируя лояльность и бдительность, долго нудела, доказывая начальству, что она давно нас заприметила, что мы ходим сюда не первый день и что это, конечно же, неспроста.

О СКИНХЕДАХ И КОРОВАХ

Салахутдин был не совсем прав, когда говорил, что его земляки-гастарбайтеры умеют лишь махать метлой и держать в руках шланг со шваброй. Сиродж, например, преподавал французский язык — никчемную, как оказалось, вещь. Тогда он приехал в Подмосковье и поступил на стройку разнорабочим.

Несколько лет все было нормально — стройка кормила его самого и жену с детьми на далекой родине. Но вот беда: тихий и субтильный учитель французского был словно иллюстрация из учебника по виктимологии — есть такой раздел науки о феномене людей, которых так и тянет обидеть. Словом, типичная жертва, да еще таджик. Этой весной учителя зверски избили в электричке, и земляки, скинувшись, отправили его, почти калеку, домой.

По словам Али, разнорабочего из Сергиево-Посадского района, а в прошлой жизни преподавателя таджикского языка и литературы, в последнее время скинхеды стали нападать чаще. Али в России уже 17 лет, и ему есть с чем сравнивать.

В Софрино он и его земляки живут прямо на стройке, но за забор, за едой и сигаретами, выходят всего несколько человек — те, кто пошустрее и в случае необходимости могут договориться с незнакомыми милиционерами. Со знакомыми договариваться не нужно: раз в месяц они приходят на стройку и собирают по 300 рублей с каждого иностранного рабочего. Время от времени таджиков пересчитывают — на случай, если вдруг появились новые, уклоняющиеся от уплаты «налога» лица.

Сейчас работы на стройке нет, и Али собрался на родину, где пробудет до весны. Вместе с ним домой едет его родственник Сиявуш. По возрасту он должен учиться в 10 классе, но в школу не ходит уже два года — да и какая школа, когда нужно помогать семье! А аттестат можно купить, он в Таджикистане меньше двухсот долларов стоит.

Сиявуш говорит, что хочет накопить денег на учебу в университете. Только зачем ему высшее образование, если даже директор школы из его родного села в Согдийской области тоже работает на подмосковной стройке?

И Али, и Сиявуш вряд ли представляют интерес для саудовских работодателей. Как, впрочем, и другие недоучившиеся школьники, бросившие школы учителя (максимальная зарплата педагога в Таджикистане — 60—70 долларов) и поэты. Один из них, автор двух поэтических сборников по имени Фируз, работает в Лужниках «толкачом» — так называют людей, которые возят товар на тачке, которую толкают перед собой. Зато в Таджикистане песни на его стихи поют даже популярные исполнители. Стихи Фируз пишет грустные — все больше о ностальгии, о тоске по родным и любви к далекой родине.

Вообще, в среде гастарбайтеров уже появился свой специфический, не похожий ни на что фольклор. В подвалах и вагончиках сочиняют песни, которые потом поют под гитару или даже читают как рэп. В них рассказывается о том, что волнует людей, — например, есть песни о скинхедах. Нам перевели одну из них: речь шла о том, как трудно и страшно работать в холодной и жестокой России, но еще страшнее оказаться в руках бритоголовых убийц из электрички.

Говорят, что когда-то в гастарбайтерстве была своя романтика — наподобие армейской. Вернуться из России, да еще с деньгами — это было круто. Сейчас романтика закончилась. Все давно устали. Из 7 миллионов населения страны 2 миллиона находятся на заработках — это значит, что в опустевших кишлаках остались только женщины, старики и дети. Доходит до того, что за неимением мужчин женщины проводят даже похороны, таская на кладбище носилки с покойниками, — немыслимая с точки зрения мусульманских (да и всех остальных тоже) законов вещь.

И анекдоты о гастарбайтерах рассказывают тоже весьма спе­цифичные. Вот, например, такой, в дословном переводе:
Приезжает мужик с заработков, ложится спать. Утром проснулся, вышел во двор, видит — жена корову доит, только молока нет.
— А почему молоко не дает, — спрашивает он жену.
— А потому что не может, — отвечает женщина. — Наверное, тоже из Екатеринбурга приехала.

Мы пытались выяснить, почему именно из Екатеринбурга, а не, скажем, из Москвы? Нам объяснили, что все правильно: на Урале и экология хуже, и условия жизни тяжелее, и болезни типа СПИДа встречаются чаще. Невеселый какой-то анекдот.

 
БЕЗ ПРАВА НА ПРАВА

Прогуляйтесь в первой половине дня мимо дома 19 по Скатертному переулку — и вы увидите там толпу людей. Здесь находится консульский отдел посольства Таджикистана в России, а все эти люди стоят здесь за справками для возвращения на родину. Такая бумажка нужна, если человек теряет паспорт, но многие таджики приходят за ней по другой причине.

У многих не в порядке документы и гораздо проще (и дешевле) сказать милиционеру, что ты потерял паспорт, чем объяснять, почему живешь в России на нелегальном положении. Консульские чиновники выжимают из ситуации все возможное и продают такие справки всем желающим. Цены разнятся от 500 до 1000 рублей за документ.

Еще можно прогуляться на Казанский вокзал — к отправлению поезда Москва — Душанбе. Еще на перроне почти с каждого пассажира взимается транспортный сбор — 300 рублей. Собирают люди в форме и действующие с ними заодно национал-бандиты.

Лидеры таджикских общин утверждают, что представители их народа — самые бесправные в России. Они считают, что есть негласная установка для милиции: тех же киргизов обижать нельзя, а с таджиками делайте все что хотите. Вот и делают.

А еще и таджикское руководство ведет себя так, словно за границей работают не их люди — причем самые крепкие, пока еще здоровые и активные. Салахутдин полагает, что это выгодно властям — не нужно думать, чем кормить людей. Сами себя пусть кормят — вроде как на подножном корму.

Определенная логика в этом есть: распихал по нескольким странам самую активную и потому потенциально опасную часть народа — и живи себе спокойно. Во время недавнего визита в Москву президент Эмомали Рахмон провел в «Президент-отеле» встречу с гастарбайтерами. Утверждают, правда, что никаких рабочих в отеле не было — исключительно родственники сотрудников таджикского посольства, но это неважно. Главное — это то, о чем с «гастарбайтерами» говорили.

Например, Рахмон заявил, что его друг — президент Монголии — заинтересовался таджикскими специалистами и желает принять их у себя в стране. Еще он говорил, что очень любит русский язык и культуру (прошло чуть больше месяца с момента лишения русского языка статуса второго государственного), а потому намерен обратиться к Дмитрию Медведеву с просьбой о направлении в Таджикистан четырехтысячного «десанта учителей русского языка».

Если бы на встрече присутствовали настоящие гастарбайтеры, они бы наверняка спросили (про себя, конечно): к чему десант российских филологов, когда своих полная Москва с окрестностями.

Наш знакомый Махмуд как раз преподавал русский язык и литературу — до того времени, как оказался на строительстве частного дома под Химками. Дом построили, но хозяин бригаде не заплатил. Ждали год, потом кто-то из молодых и горячих пригрозил хозяину поджечь дом, если тот не расплатится. Теперь хозяин при поддержке милиции требует найти и выдать того, кто грозил, иначе неприятности будут для всех.

Того парня и след давно простыл, а заодно попрятались от греха и остальные, в том числе и наш филолог. По слухам, он пытается найти работу сторожа, чтобы собрать денег хотя бы на дорогу домой. Эй, Махмуд, не прячься — тебя ждет работа на родине! Или в Монголии. Или в Саудовской Аравии — на выбор.

 

РОССИЯ: БУРОВАЯ ПЛАТФОРМА ИЛИ НОВАЯ РОДИНА?

Из разговоров с большинством гастарбайтеров трудно понять, нравится ли им Россия. Скорее всего, они (особенно молодежь, не жившая в СССР) не воспринимают ее как родную или даже просто близкую страну. Обычное место работы, что-то вроде буровой платформы. Кто-то устроился лучше, кто-то хуже — все равно все это временно.

Тем интереснее было встретиться с председателем правления недавно зарегистрированного межрегионального общественного фонда «Эмигрант» Игорем Денисовым. Почему ему, русскому человеку, хочется заниматься решением проблем гастарбайтеров?

— Прежде всего я экономист, — говорит господин Денисов. — Перед Россией, если она хочет сохранить серьезные позиции в мире, стоит задача модернизации экономики. Решить ее без привлечения рабочей силы со стороны не получится. Говорят, что нужно создавать рабочие места, при том что у нас их столько, что некому работать. Да, с точки зрения коренных жителей, не престижны, но ведь сути дела это не меняет. В России работают всего 45 миллионов человек, 15 миллионов из них — гастарбайтеры.

По словам Денисова, среди задач фонда — содействие социальной адаптации иностранных рабочих, защита их прав, образовательные программы вплоть до открытия школ для взрослых. И выведение из тени огромных денег.

— В среднем обычный неквалифицированный рабочий зарабатывает 2 тысячи долларов в год. Умножаем на 15 миллионов и получаем 30 миллиардов долларов. Огромный рынок! Люди не только отправляют деньги домой, часть из них они тратят в России: покупают продукты, дают бесконечные взятки. Другой момент — торговля квотами. Одна квота стоит 2 тысячи рублей, но продают ее за 28 тысяч. Разница уходит в самые разные карманы — от чиновничьих до криминальных.

Игорь Денисов говорит, что концепция фонда вызывает одобрение на всех уровнях, правда, при этом помощи от властных структур пока нет. Еще он допускает, что деятельность «Эмигранта» может вызвать серьезное противодействие со стороны тех, кто получает огромные доходы от того, что использование иностранной рабочей силы происходит во многом по теневым схемам.

И все же другого пути модернизации экономики, по его мнению, не существует. Только нужно уметь использовать трудовую миграцию в интересах государства, а не отдельных структур. И, кстати, непонятно, почему таджика с киркой или киргиза с метлой называют гастарбайтерами, а приглашенных из Европы и США менеджеров — нет. Лефорт и Гус Хиддинк — тоже гастарбайтеры, просто очень квалифицированные.