Ад в камыше

Сейчас невозможно сказать, какая именно музыка звучала в голове знаменитого архитектора Гинзбурга во время проектирования известного всей Москве дома-коммуны по адресу Новинский бульвар, 25, корпус 1. Скорее всего, что-то жизнеутверждающее и пышущее оптимизмом. Ведь предполагалось, что «дом Наркомфина» (сотрудников именно этого ведомства заселили сюда в далеком 1930 году) станет домом будущего в лучших традициях утопистов.

В доме шесть этажей. Или пять. А может быть, всего два. Ведь первый этаж стал этажом уже потом, а сначала дом стоял на сваях-колоннах. А квартиры в доме двухуровневые. И здоровенный, правда, теперь уже разрушенный пентхаус на самом верху, в котором жил сам наркомфин. Тогда выходит, что этажей три. Поэтому, чтобы не путаться, лучше называть этажи просто: нижний и верхний. Внизу квартиры побольше, наверху — совсем маленькие.

Архитектурная мысль работала четко. Наверху селятся молодые семейные пары. В свободные от работы и учебы часы они танцуют, занимаются спортом и время от времени зачинают детей. Большая жилплощадь им не нужна, поскольку питаются они в общей столовой (она находилась в ныне заколоченном и полуразрушенном бытовом корпусе), а детей сдают в находящийся там же детский сад. По мере старения семьи переселяются вниз, в квартиры большей площади, а их ячейки занимает новая партия молодежи.
Однако так любовно придуманный конвейер семей и судеб сломался практически сразу. Люди все норовили утащить еду из пищеблока в свои ячейки, чтобы съесть ее по старинке — с теми, с кем хочется. Да и до переселений семей по вертикали дело тоже не дошло, потому что уже очень скоро дом будущего превратился в обычную коммуналку. А жизнь его обитателей — в самый настоящий ад.

Экспериментальные стены из прессованной камышовой крош-ки стали разрушаться, экспериментальная торфяная крыша — впитывать дождевую и талую воду, прорастая небольшими березовыми рощицами, а экспериментальные (без влагоизоляции) перекрытия между этажами — течь как решето. Дом Наркомфина словно специально спроектирован так, чтобы строителям коммунизма жилось максимально интересно. Душевые элементы (именно так это и называется) жилячеек на верхнем этаже и жилые комнаты квартир на нижнем расположены в веселом шашечном порядке (включаешь душ наверху и заливаешь спальню внизу), а не скучно и банально, по одному стояку, как у буржуев. То же и с канализацией.

Дом, который ни разу не ремонтировался по причине явной бесполезности этого занятия, быстро разрушался. Еще в начале 1960-х часть помещений вывели из жилого фонда как непригодные для жилья, а начиная с 1978 года весь дом несколько раз признавался аварийным и подлежащим отселению. До 1995-го большинство жильцов выехали — по причине непригодности квартир и как очередники. Из 46 квартир жилыми оставались 18, а в пустующие никого не заселяли. Приватизация в аварийном доме была запрещена, и до 2005 года он принадлежал одному собственнику — городу Москве.

Дальше началось странное. Департамент жилищной политики Москвы передал малоизвестному ЗАО «Белимар» 28 пустующих аварийных квартир, которые фирма вскоре перепродала ООО «Оптима» — дочке известной риелторской компании «Миан». Последняя выступала в качестве потенциального инвестора — из дома Наркомфина планировали сделать дорогой отель. После отмены запрета на приватизацию жильцы приватизировали 12 из 18 оставшихся квартир, шесть из них «Миан» успел выкупить у собственников. Обитаемыми остались 12.

Потом наступил кризис 2008 года. «Миан» обанкротился и называется теперь «Коперник Групп». А ООО «Оптима», видимо, желая выручить хоть какие-то деньги, сдает принадлежащие ему аварийные квартиры в аренду.

К ужасу и негодованию коренных жильцов многие арендаторы затеяли ремонт: тянут непонятно откуда электрическую проводку, откуда-то подводят газ и воду. Марина Лошкарева, вот уже 50 лет живущая в доме, в который в свое время въехал ее дед — работник Наркомфина, недоумевает: как нормальный человек может снимать жилье в аварийном доме да еще делать в квартире ремонт?

Старожилы говорят, что новые жильцы, каким-то странным образом объединенные в какую-то одну молодежную и вроде даже художественную тусовку, селятся даже в квартирах с отрезанными по причине аварийности коммуникациями. Как живут? Да очень просто: спят в одной квартире, пьют в другой, ходят по нужде в третьей. А еще, говорят, танцуют голые на крыше и устраивают разные другие непотребства. Старожилы даже записали на видео фрагмент одного такого party и выложили в Интернет, одновременно отправив копии записи в управу района и в милицию.

Вот только ни видеозапись веселья, ни частые визиты участкового, ни многочисленные публикации в прессе никакого эффекта не возымели. От многочисленных журналистов коренных жителей уже давно трясет, а новые — ну те, что пляшут на крыше, от общения с ними уклоняются. Недавно было немецкое телевидение. Ах, конструктивизм, ах, Гинзбург, ах, стены из камыша! Как же вы здесь живете, сгорите ведь однажды! Жители угрюмо кивали: 80 лет одно и то же.

А еще экскурсии достали. Только представьте: воскресное утро, звонок в дверь. Открываешь — а в широком полупровалившемся коридоре мнется экскурсия москвоведов, искусствоведов, любителей архитектуры или просто человек сто организованных велосипедистов (бывает и такое), приехавших взглянуть на знаменитый дом. Взглянуть, в принципе, есть на что. Снаружи памятник идиотизму напоминает давно дожидающийся утилизации корабль, изнутри — тоже. Жилячейка верхнего этажа выглядит так: входная дверь, узкая лестница в несколько ступенек, ведущая в крохотную комнатку с маленькими квадратными окошками. Из нее лестница подлиннее и покруче ведет на второй ярус, где находятся душевой и кухонный элементы. Места хватало ровно на то, чтобы облиться водой и вскипятить чайник.

Жилячейки нижнего этажа хоть и покрупнее, но производят не менее гнетущее впечатление. Комнаты первого яруса большие, но при этом с пятиметровыми потолками и окнами во всю стену. Причем окна состоят из нескольких фрагментов, открыть которые невозможно. Хоть как-то мыть стекла и вешать карнизы с занавесками можно, только взобравшись на лестницу и сильно рискуя здоровьем.

На второй ярус ведет настолько узкая и крутая лестница, что одолеть ее без одышки и страха подвернуть ногу может разве что строитель коммунизма. Но под стандарты человека будущего подпадают далеко не все граждане, так что большинству жильцов дома полет архитектурной фантазии выходил боком, чтоб не сказать хуже. Если к кому-то вызывали скорую помощь, то больного спускали на руках соседи — пронести носилки по этой лестнице невозможно даже теоретически. В аварийном чуть ли не с момента постройки доме люди рождались, старились и умирали — и это притом, что вопрос о расселении несчастной коммуны власти города обещают решить вот уже 30 лет.

Казалось бы, странно: обычно люди в центре Москвы до последнего держатся за свои квадратные метры, а здесь все с точностью до наоборот. «Выселите хоть в Южное Бутово, только поскорее!» — умоляют жители дома Наркомфина. Тщетно. Возможно, потому, что жирное место на Новинском бульваре присмотрели давно, да только снести злополучный дом никак невозможно, поскольку ЮНЕСКО объявило его памятником архитектуры. Можно, конечно, перестроить в отель, не нарушая архитектурной ценности здания, но тогда придется покупать квартиры оставшимся жильцам. А можно увеличить количество собственников дома и максимально запутать отношения между ними, законсервировав таким образом ситуацию. Со временем, глядишь, коммуна и на самом деле сгорит или развалится.

Из мутных окон дома виден новый корпус американского посольства, до забора которого меньше 20 метров — специально измеряли. Американцы хотели купить дом, но им не разрешили, о чем жители горько сожалеют. Это ведь раньше по соседству с ними находилась спецквартира, о которой знал весь дом и откуда круглосуточно наблюдали за посольством. А сейчас никто ни за кем не следит, и вместо строгих чекистов на крыше пляшут голые художники.

И американцы больше не опасаются облезлого дома и даже дружат с его жителями: несколько раз приглашали на новогодние вечера и другие праздники. Жалеют, наверное.