Борьба с «сырьевым проклятьем»

Для начала постараемся ответить на извечный вопрос: что такое «сырьевое проклятье» и существует ли оно вообще? Ведь именно под знаменем борьбы с «сырьевым проклятьем» нашей экономики ведутся разговоры о решительной и мощной модернизации, развитии нанотехнологий, телекоммуникаций и т.д.

Где деньги, Зин?

Итак, сегодня уже каждый школьник знает, что деньги в российскую экономику поступают по нескольким каналам, которые объединены одним: это продажа на экспорт углеводородного и иного сырья, добываемого из недр нашей Великой и Могучей Родины.

И тут, в принципе, спорить бессмысленно — так и есть. Вопрос в другом. Понятно, как зарабатывают нефтяные компании, «Газпром», металлурги, угольщики, транспортные компании, имеющие трубопроводы, железнодорожные вагоны и порты с баржами и сухогрузами. А как зарабатывает вся остальная экономика — сектор торговли, услуг, обрабатывающая промышленность, электроэнергетика?

Для ответа на этот вопрос необходимо понимать, что существует система перераспределения произведенных в экономике благ. В настоящее время для моделирования экономических процессов повсеместно используется СНС (система национальных счетов). Система национальных счетов — это балансовый метод комплексной взаимосвязанной характеристики экономических процессов и их результатов на основе системы макроэкономических показателей, объединенных в таблицы. Она описывает наиболее важные аспекты экономического развития (производство, распределение, перераспределение и использование конечного продукта и национального дохода, формирование национального богатства). Стандартная система национальных счетов была разработана статистической комиссией ООН в 1953 году. Национальные счета используются более чем в 150 странах мира, в том числе в России с 1988 года ВВП определяется по методике ООН. Таким образом, данный метод применяется и отечественными государственными макроэкономистами из Росстата и МЭР. При этом лежащая в основе данной системы модель не дает четкого понимания относительно экономической реальности сырьевой страны: она является инструментом унификации и сглаживания любых структурных различий в экономиках различных стран. В итоге получается довольно безликая однопродуктовая модель (рис. 1). Согласно данной методологии моделирования все продукты и услуги, произведенные в экономике страны, специальным образом агрегируются и приводятся к некоему единому эквиваленту, что позволяет сделать показатели всех отраслей более-менее сопоставимыми. На деле же происходит полное обезличивание всех качественных экономических процессов в угоду удобства расчета количественных показателей. А ведь для того чтобы вносить изменения в структуру экономики (назвать этот процесс можно как угодно: индустриализация, модернизация и т.д.), необходимо учитывать саму эту структуру.

Вообще на основе данной теории формируются межотраслевые балансы (МОБ) или таблицы «затраты-выпуск», которые отчасти могут компенсировать отсутствие информации о качественных взаимосвязях в экономике. Но в настоящее время в России практически не осталось людей, способных составить МОБ, а уж провести их грамотный анализ могут и вовсе единицы. В большинстве же случаев данная модель представляет для аналитиков и экономистов «черный ящик», в который необходимо загрузить определенные входные параметры и получить некий результат на выходе: индексы, показатели ВВП и прочее. В итоге теряется сама возможность четко определить суть происходящих в экономике процессов: анализ становится поверхностным и базируется только на количественных показателях. В классической теории макроэкономического анализа для устранения этого «брака» за последние 40—50 лет было придумано большое количество компенсирующих эти недостатки методов. В частности, многие экономисты пытались объяснить те или иные изменения за счет поиска корреляции между отдельными показателями. А вот полностью объяснить значение этих показателей уже не могли, поскольку отсутствовала (да и сейчас отсутствует) формализованная база для анализа сути экономических процессов и их качественных изменений.

А теперь позвольте спросить: как на основании данных такого поверхностного анализа можно принять решение о необходимости развития каких-то секторов экономики? Ведь при таком подходе даже невозможно выявить существующие потребности экономики, провести полноценный SWOT-анализ национальной экономики и т.д. А без этого, как известно, даже не стоит приступать к разработке стратегических планов ее развития.

Как уже отмечалось выше, отечественная экономика является сырьевой. Этот факт невозможно оспаривать: он очевиден. Но в этом отношении российская экономика не является уникальной — в мире есть примеры сырьевых государств: Австралия, Туркмения, Казахстан, Канада…

В различных выступлениях российских официальных лиц относительно трактовки нынешнего экономического кризиса и его последствий для отечественной экономики неизменно звучат тезисы о том, что наша экономика так сильно провалилась из-за привязки к ценам на нефть и другие товары сырьевого экспорта: внешние шоки, отток капитала и т.п. А теперь давайте посмотрим: все остальные из перечисленных сырьевых стран, экономики которых работают по тем же принципам (об этом чуть позже), что и наша, тоже попали в рецессию, но она не была столь внушительной. А ведь тот же Казахстан не является мировым индустриальным или высокотехнологичным лидером, не производит компьютеры и оргтехнику и уж тем более не экспортирует их. То есть получается, что никакого «сырьевого проклятья» не существует, а дело в чем-то другом?

Все не так однозначно, но сам факт наличия такого диссонанса заставляет задуматься: в чем реальные причины такой уязвимости российской экономики?

Модель просачивания: принципы и особенности

Для того чтобы проанализировать причины изменений в ходе того или иного экономического процесса, необходимо для начала постараться его описать, учтя, по возможности, ключевые факторы, формирующие его индивидуальность и особенности.

Мы в компании «Неокон» давно занимаемся разработкой модели мировой и национальных экономик для того, чтобы эти модели учитывали структурные различия экономик разных стран. Эмпирические наблюдения — это, конечно, хорошо, но не ими едиными живет экономика, и тем более не на них строится стратегическое управление экономическими процессами.

Так как же функционирует сырьевая, а следовательно, и российская экономика? Для описания процессов в такой экономике нами была разработана модель, названная «модель просачивания». Мы уже вкратце описывали эту модель на страницах журнала «Однако», но сейчас стоит раскрыть некоторые ее специфические особенности.

Итак, модель просачивания существует по следующим принципам:

1. Все отрасли в промышленности сырьевой страны априори разделены на два ключевых сектора: первый из них ориентирован на экспорт сырья за пределы страны и обеспечивает приток в экономику дополнительной ликвидности, второй ориентирован на внутренний рынок и обеспечивает мультипликацию привлеченных извне средств.

2. Ключевой проблемой для экономики просачивания является сбалансированность системы перераспределения ликвидности между секторами экономики: необходимо, чтобы структура экономики обеспечивала поступление полученных от экспорта средств по каналам просачивания (с помощью рыночных механизмов, фискальной и банковской системы) во все отрасли.

Сырьевая экономика не является однородной, а состоит из двух относительно независимо функционирующих секторов: экспортного и производящего продукцию для внутреннего рынка. Иногда в целях более детального анализа выделяется третий сектор — сектор естественных монополий с государственным регулированием цен. В докризисный период взаимодействие двух секторов осуществлялось по модели «просачивания» — постоянно растущий поток экспортных доходов распространялся на всю экономику.

Просачивание осуществлялось по нескольким каналам: инвестиции и доходы работников экспортных отраслей; инвестиции отраслей естественных монополий (и отчасти доходы их работников); расходы бюджетной системы; рост пассивов и, соответственно, активов банковской системы (рис. 2). При этом в России в 1999—2002 годах сектор, ориентированный на внутренний рынок, получил первоначальный импульс самостоятельного развития вследствие девальвации рубля. Девальвация позволила также резко повысить рублевые доходы экспортных отраслей и обусловила изначально высокие масштабы просачивания.

После того как выросли масштабы просачивания, в секторе, ориентированном на внутренний рынок, начали образовываться финансовые пузыри — в первую очередь за счет роста цен на залоговые активы и возможности привлечения под них все большего объема кредитных ресурсов (рис. 3), из которых необходимо отметить три: девелопмент, потребительское кредитование и ретейл. С появлением этих пузырей процесс развития получил еще один мощный источник подпитки — иностранные кредиты, и схема экономики просачивания обрела законченный вид (рис. 4).

Тут, возможно, стоит сделать небольшую оговорку: формирование финансовых пузырей не является для современной капиталистической модели чем-то экстраординарным — это и есть механизм экономического роста, поэтому их появление неизбежно. Бороться с этим бессмысленно, однако за счет обеспечения сбалансированности перераспределения ресурсов можно добиться относительной устойчивости экономики в целом, то есть снижения уровня ее зависимости от этих пузырей.

Кризис: крах модели просачивания

Прекращение поступления иностранных кредитов весной — летом 2008 года привело к сжатию финансовых пузырей, а резкое падение цен на товары традиционного экспорта разрушило механизм функционирования модели просачивания. При этом начавшийся некоторое время спустя процесс восстановления экспортных цен не оказал заметного влияния на общее состояние экономики, поскольку традиционные каналы просачивания оказались неработоспособными.

Сократилась инвестиционная активность экспортных отраслей и отраслей естественных монополий. Доходы работников в этих отраслях если и не сократились, то уж по крайней мере перестали расти докризисными темпами. Начавшие расти поступления от экспортных отраслей не смогли компенсировать падение доходов бюджета от сжатия сектора, производящего продукцию на внутренний рынок. За счет использования резервных фондов удалось сохранить расходы бюджетной системы на докризисном уровне, но и только.

Банковская система оказалась парализованной вследствие роста «плохих долгов», возникших в ходе сдувания финансовых пузырей. Связь между двумя секторами российской экономики оказалась разорванной. Антикризисные меры правительства не способствовали ее восстановлению. Впрочем, такой задачи и не ставилось: антикризисные меры не носили системного характера и были направлены на поддержание каждого из попавших в кризис секторов по отдельности.

«Ну и что? — скажет осведомленный читатель. — В других сырьевых странах происходили те же процессы, но они падали не так стремительно и глубоко, как мы». И тут мы возвращаемся к вопросу, который задали выше: что служит фактором сдерживания падения в других странах и почему он не работает в российской экономике? Попробуем ответить на этот вопрос.

Теперь становится очевидным, что единственный канал просачивания, который практически не может регулироваться прямым государственным вмешательством, — это свободный рынок. И в первую очередь это рынок труда и доходы населения в различных отраслях и секторах экономики. Так что ответ довольно прост: этот канал в российской экономике развит значительно хуже, чем в Канаде, Австралии и даже Казахстане.

В чем причина?

Тут стоит обратиться к истории формирования современной российской экономики.

Структурные дисбалансы

В середине XX века в советской экономике была сформирована мощная индустриальная база, которая обеспечивала внутренний рынок всем необходимым: было развито собственное производство как конечной продукции, так и средств производства. Советская экономика была в высшей степени диверсифицирована и самодостаточна (мы сейчас не говорим о качестве производимой продукции и методах регулирования). Позднее система стала постепенно специализироваться на сырьевом секторе, приобретая современный нам вид. При этом фактическая смена модели развития происходила при попытке сохранения всех «непрофильных» отраслей. В итоге в экономике появился целый класс отраслей народного хозяйства, не отвечавший потребностям новой модели. Их существование привело к формированию серьезных структурных дисбалансов: «непрофильные» отрасли становились все более убыточными, а приток ликвидности в доходные сектора с последующим ее перераспределением в пользу убыточных с каждым годом становился все более недостаточным. По этому поводу уже много было написано и сказано, но суть все же одна: существовавшая система перераспределения не справлялась с задачей обеспечения сбалансированного развития экономики. Фактически с развалом СССР рухнула прежняя система меж­отраслевого перераспределения. Но сами дисбалансы сохранились и в ходе формирования в российской экономике модели просачивания. Стало понятно, что попытка «приставить к каждому рублю по милиционеру» — утопия, и для функционирования модели просачивания необходимо усиление роли свободного внутреннего рынка. Вот только как простимулировать развитие этого самого рынка в рамках предлагаемых унифицированных мировых инструментов, не очень понятно.

В начале текущего кризиса многие пытались сравнивать его с ситуацией 1998 года. При этом утверждалось, что даже в случае резкой девальвации рубля относительно ведущих мировых валют не удастся добиться эффекта, который наблюдался в 1999—2002 гг. В качестве объяснения приводилось рассуждение о том, что тогда в экономике еще сохранялось обширное «советское наследие» в промышленности, которое и заработало за счет искусственного повышения его конкурентоспособности, а сей­час его (этого наследия) прак­тически не осталось: к началу нынешнего кризиса сохранились только те предприятия, которые так или иначе прошли процедуру модернизации. Однако за этим утверждением на самом деле кроется нечто большее: а по какому принципу у нас происходило выбытие предприятий и целых отраслей из экономического оборота? Все довольно просто: с появлением рыночных механизмов в перераспределении до многих отраслей просто перестала доходить ликвидность, необходимая для их функционирования. То есть постепенно стали исчезать наименее конкурентоспособные в условиях нынешней модели экономического роста предприятия. Иными словами, постепенно происходил процесс «очистки» экономики от «непрофильных активов». Но стала возникать другая проблема: в этих секторах экономики было занято огромное количество людей. Поэтому процесс рыночной адаптации экономической модели пришлось тормозить. И эту функцию стало выполнять государство с помощью бюджетной системы, поддерживая неэффективные предприятия. То есть государство всеми силами стало бороться с нормальным процессом экономической эволюции ради сохранения социальной стабильности. Но полностью остановить этот процесс даже государство не смогло, поэтому дисбалансы постепенно усиливались. До 2008 года за счет стремительного роста притока ликвидности удавалось маскировать эти дисбалансы. Однако снижение уровня поступлений выявило наличие этих дисбалансов. Обострились проблемы тех же моногородов (а вы думали, они на ровном месте появились?). Проще говоря, кризис продемонстрировал, что российская экономика не только не является однородной, но и внутренний сектор не соответствует потребностям экспортеров: он производит либо то, что экспортерам не нужно вовсе, либо производит в недостаточном количестве или недостаточно высокого качества продукцию, которую экспортеры могут потреблять.

Именно из-за этого в последние десять лет настолько сильно возрос импорт оборудования и товаров народного потребления. А кризис лишь продемонстрировал, что внутренний мультипликатор не работает или работает крайне неэффективно.

Что мы имеем на выходе? Структура российской экономики пока не соответствует даже сегодняшним реалиям. Так какой смысл браться за реализацию новых проектов, если даже текущие еще не завершены и нет четкого представления о том, что с ними делать? Итог таких начинаний понятен заранее: их экономическая эффективность будет постоянно стремиться к нулю.

Что же делать?

Извечный российский вопрос: «Кто виноват и что делать?». С первой частью вроде разобрались. А что сделать, чтобы экономика заработала наконец?

Нам довольно часто приходится отвечать на этот вопрос в процессе выработки стратегий развития для наших корпоративных клиентов, а также городов и территорий (к сожалению, в основном не российских — у нас в стране все слишком сильно поглощены решением текущих вопросов, и думать о завтрашнем дне считается непозволительной роскошью).

Так вот: для начала надо прекратить суетиться и принимать огромное количество бессмысленных решений, зачастую противоречащих друг другу.

Первый шаг на пути развития — это формирование внутренней инфраструктуры, способной создавать и усваивать новое в рамках намеченной стратегии. Но прежде необходимо сделать так называемый нулевой шаг: надо провести диагностику существующей системы принятия и исполнения решений, оценить адекватность текущей системы управления, учета, отчетности и контроля выбранной модели развития. Затем необходимо оценить сбалансированность этой системы на предмет обеспеченности всех ее уровней необходимым объемом ресурсов.

Главным ресурсом и двигателем развития экономики государства является распределение трудовых ресурсов в соответствии с потребностями основных отраслей. Для российской экономики профильными отраслями являются сырьевые отрасли. Но они в достаточно высокой степени обеспечены трудовыми ресурсами. Более того: большинство населения при опросах общественного мнения заявляет о том, что пределом мечтания для него является работа в сырьевых компаниях. Но сектор этот не резиновый и не может создать внутри себя достаточного количества рабочих мест. Да это и не нужно — необходимо проанализировать способность данного сектора экономики к генерации рабочих мест в других отраслях. Тут опять же ничего нового нет: необходимо оценить потенциал работоспособности мультипликатора Кейнса. То есть, условно говоря, сколько необходимо создать рабочих мест в отраслях, обслуживающих сырьевой сектор, чтобы за счет внутреннего производства максимально удовлетворить его потребность в ресурсах. Но для этого необходимо, чтобы уровень доходов в других отраслях был таким, чтобы он обеспечивал их конкурентоспособность с сырьевым сектором с точки зрения трудоустройства. А сделать это можно только за счет повышения роли рыночных факторов в процессе перераспределения.

Как повысить роль рыночных факторов, тоже понятно: необходимо, чтобы бюджетная система выполняла не только фискальные функции и механическое перераспределение ресурсов, а оказывала стимулирующее воздействие на развитие рыночных процессов. Пока что вся бюджетная политика направлена в прямо противоположную сторону — на расширение своей роли в перераспределении ликвидности в экономике. Отчасти этому способствует рост налоговой нагрузки на бизнес, прирост тарифов естественных монополий и т.д. При этом большая часть бюджетных доходов расходуется на поддержание неэффективных отраслей и целых регионов «на плаву», в то время как акцент должен быть смещен на то, чтобы создавать в первую очередь промышленные производства, способные удовлетворить спрос сырьевого сектора.

Многие могут сказать, что в таком случае неэффективные предприятия будут закрываться, а на улице окажется большое число безработных. Для начала надо честно признать: люди, работающие на этих предприятиях уже де-факто безработные, поскольку коэффициент полезности их труда для экономики близок к нулю. Опять же для предупреждения столь мощных социальных потрясений в стране должен существовать единый рынок труда, способный обеспечивать мобильность трудовых ресурсов и адекватное их распределение как по отраслевому, так и по территориальному признаку. Под реализацию общей концепции должна развиваться и система образования: единый рынок труда должен формировать потребность в кадрах, а система образования удовлетворять именно эту потребность. Фактически предприятия и организации должны иметь возможность формирования заказа определенных кадров, а система образования — выступать исполнителем этого заказа.

Нас могут обвинить в том, что мы ностальгируем по советской системе распределения выпускников учебных заведений. Но ведь этот инструмент позволяет обеспечить сбалансированность рынка труда. В противном случае мы так и будем иметь армию бесполезных юристов и экономистов, не создающих особой ценности своим трудом. Кстати, в том же Казахстане эта система работает и имеет вполне себе рыночный вид: в случае принятия очередной программы развития той или иной отрасли первое, что адаптируется под развитие, — это государственный заказ на подготовку профессиональных кадров, а затем рынок сам формирует дополнительный заказ. В итоге, декларируя те же принципы государственной политики, Казахстан добивается куда более впечатляющих результатов, чем Россия, где до сих пор не удалось реализовать ни одной из намеченных программ развития. А ведь не мешал никто: просто нет качественной социальной инфраструктуры. И это один из наиболее важных вопросов дальнейшего развития российской экономики.

Достижение адекватности

Резюмируя, можно сказать, что мы двумя руками голосуем за инициативы по реформированию именно структуры российской экономики, но в то же время выступаем за осознанный и взвешенный подход к решению данной задачи. Конечно, хочется, чтобы «мы были не хуже» других в мире, но все же необходимо трезво оценивать собственные возможности. Не доросла еще российская экономика до высоких технологий. Для начала надо научиться хотя бы нормально добывать нефть, газ и металлы, грамотно администрировать экономику. А вот когда этот результат будет достигнут, станет понятно, чего экономике еще не хватает: вполне возможно, что это будут собственные компьютеры и качественный софт. Только после того как экономика станет понятной, управляемой, прозрачной и более-менее сбалансированной, она сможет выступать механизмом обеспечения функционирования финансового центра (может, регионального, а может, и мирового).

В то же время методы реформирования должны тоже быть адекватными: они должны обеспечивать эволюционный процесс развития, а не революционный, поскольку последний в любом случае создает просто новые дисбалансы и повышает риски провала любых реформ. А обеспечить эволюцию на уровне государства сегодня можно только за счет развития социальных технологий, причем собственных, а не просто скопированных у других стран. Процесс этот, конечно, длительный и не сулит сиюминутных политических выгод и эффектных заявлений, но тут уж надо определиться, что важнее для государства.