Инструкция по выживанию

Я-то сам в Москву приехал из Тюмени. И вcе эти двадцать лет, пока здесь живу, никого ничего про мою родную Тюмень никогда не интересовало. По фигу вам было. Только начну про сосьвинскую селедку или про то, как шишку колотом бить, сразу все отворачивались. И чо-та там про спартакмосква, про ах, неглинка. Нет, одна девушка сжалилась. «А ты нефтяник, что ли?» — спросила. Ну, пришлось тратиться. Сильно. Девушка была уж очень красивая, баская, и, что тогда особенно радовало, не умная. Ага. Давно это было.

Ну так чо… Дождался. Теперь же всем интересно. Теперь слушайте.

Шишку бить надо в августе. А то сгниет. Ну так и собирались в августе. Нет, надо подумать, надо отпуск догулять, надо в Австрию, что москвичи скажут… Каво в Австрию? Каво москвичи? Шишку надо бить. Москвичи и сами, тово, надсадились.

Берешь колот — такой березовый дрын под за два метра, а то и за четыре, приставляешь к кедровому стволу, оттягиваешь и как лупанешь. С одной кедровой сосны можно в урожайный год собрать по 100 шишек. Раз в пять лет. А так-то по 30. Если же восемнадцать… дай-ка посчитаю, ага, с девяносто первого, нет, с девяносто второго, ну да, восемнадцать лет шишку не бить, тогда не знаю… Кедерок-то корзать щас не будем, дерево крепкое, а вот орехов наколонём, не все ж белочкам хрумкать.
Сибирский кедр и охаживать-то не надо или там европейский. Да и шишка там средняя да мелкая. А вот корейский… И шишка с ладонь. И замаешься скидовать. Но надо.

Теперь селедка. Наша рыба — сиг. И нельма — сиг, и муксун — сиг, и сосьвинская селедка, то есть маленькая рыбка тугун, — все равно сиг. А сиг мутную воду не любит. Сиг любит чистую и холодную. Тогда и селедочка из речки Сосьва получается толстенькая, жирненькая, нежная. Мы ее живьем едим.

Достанешь из сети, ага, и — в ведро. Посолишь крупно. Вырвешь плавник с внутренностями, она трепещет, а ты ее в рот. Это деликатес. Наеда — по-нашему. Скусно. Ее и царь любил, и Черчилль, и в Кремль самолет-рефрижератор доставлял. Потому что есть ее надо быстро. Раз — и съел. А то тухнет. Мы поэтому строганину любим. Мы в Сибири любим, когда все делается быстро. Лихо — по-нашему. На сибирском говоре.

Муксун — рыба побольше. Нельма — совсем большая, два пуда. У нее огромный рот. И она ест другую рыбу. Хищник. Она, даже неудобно говорить, корюшку ест. Ну, ту самую, питерскую.

Не будем про рыбу. Опасная тема. Чекотливая. А вот про пельмени. Все знают, что это сибирская еда. Кроме уральцев. Это облыжня. Тюмень рифмуется с пельмень? Рифмуется, ага. А Екатеринбург? А Челябинск?

Уральский пельмень вдвое больше настоящего по размеру и впятеро по весу. Они потому, когда едят, с краю начинают надкусывать. Стрась! Глотать надо. Начнешь надкусывать, сок-то и вытечет. Мы в Сибири больших пельменей не любим. Их есть потом трудно. Чтоб три пельменя в ложке помещалось, вот тогда да. Тогда они послушные. И из трех сортов мяса. Тогда нет однородности. И когда лепишь, в фарш тертого льда добавляешь. Чтоб размякли. И в холщовый мешок, и на мороз. Достанем, когда понадобятся. Так мы пельмени готовим. Так и кадры растим.

А когда понадобится — в бульон-кипяток и к столу. Важно — жидкость сливать! Никогда сибиряк пельмени к столу в бульоне не подает. Из уважения. Чтоб, значит, не знали, ага, в каком бульоне они кипели. Это вам не надо.
Про морозы. Нельзя говорить Ма-ас-ква-а. И окать тоже нельзя. Холодно же! Рот прикрыт, звук между «о», «а» и «э». В конце глаголов гласные сглатываются. «Одобрям, поддерживам…» Старшее поколение помнит.

Кепок мы не носим. Какая кепка при минус тридцати? Валенки у нас тупые, потому что носы у них такие, неострые. А не потому, что вы так обзываетесь. Про «Тюмень — столица деревень» тоже забудьте. Весело, но давно неправда. Вы дороги в Тюмени видели, а бордюры гранитные, ага? А Ханты-Мансийск как выглядит, а Сургут? И так далее.

Про нефть и газ вы сами все знаете. Про сибирское здоровье в курсе. Вот, правда, седеем мы рано. Но вы уже обратили внимание.
Водку мы пьем. Еще рябину на коньяке. Закусываем. Брусника, морошка, оленьи языки. Деньги есть. Народ сборный — что русские, что евреи, что манси, что я, — на этом не заморачиваемся. Ну, если смугловатый актер Григорий Сиятвинда из наших, тюменских — чо тут лекотать да сунтурить.

Из наших — разведчик Кузнецов, химик Менделеев, писатель Крапивин, композитор Алябьев и непонятно кто Алена Водонаева. Но, верно, басенькая? Как овзбурит: «А ты нефтяник, что ли?», так все, приматанился. Тратишь сильно.
А еще Тюмень — родина русского панк-рока. Роман Неумоев, Гузель Салаватова — первая панк-группа СССР с провидческим названием «Инструкция по выживанию». Создал ее в середине восьмидесятых Мирослав Немиров. Не то чтобы он теперь вместо Газманова будет. Но стихи про Москву писал. Вот такие:

И мне уже нравится ихняя эта Москва, просто кошмар! И я уже даже уже и люблю ее, но, конечно, не как сын, а скорей как влюбиться в мэрлин, к примеру, монро.

Тоже ведь, ага, звенят колокола? Только нежно.
P.S. Перечитал текст. Насчитал семь раз слово «ага». Не забыл, получатсса, сибирский-та говор. Чураю.