Все герметические писатели уверяют, что Раймонд Луллий, будучи племянником Эдуарда III в Лондоне, приготовил для него на шесть миллионов золота, из которого отчеканили золотую монету. Во Франции Николя Фламель нашел тайну превращения в 1382 году и, быв до того бедным переписчиком рукописей, вдруг сделался обладателем несметных богатств. Он основал в Париже 14 богаделен, воздвиг 7 церквей, выстроил 3 часовни и при этом одарил их богатыми вкладами. В Понтуазе, месте своего рождения, он устроил столько же подобных учреждений. Даже еще в 1742 году раздавалась парижским нищим милостыня, завещанная Фламелем. Многие занимались отысканием причины богатства Фламеля; но писатели, возбудившие сомнение в герметическом происхождении этих богатств, каковы Габриэль Ноде и аббат Виллен, начали свои исследования слишком поздно – два или три века спустя после его смерти. Но нужно знать, что еще при жизни Фламеля его богатства казались подозрительными, и король Карл VI повелел сборщику податей Крамуази произвести тщательный розыск об этом. Никто не знает результатов этого розыска; но только с этого времени Фламеля больше не тревожили.
Английский алхимик Джордж Рипли подарил сто тысяч ливров золота родосским рыцарям в то время, когда остров был осажден турками в 1480 году. Густав-Адольф, король шведский, проходя Померанию, получил в Любеке сто ливров золота от незнакомца, выдававшего себя за купца; это золото было обращено в монету, носившую знаки своего герметического происхождения. По смерти этого незнакомца нашли у него состояние в миллион семьсот тысяч экю.
Точно так же нельзя не признать алхимического происхождения за семнадцатью миллионами рейхсталеров, оставшихся после электора Августа Саксонского в 1580 году, ибо известно, что это монарх собственноручно производил многочисленные превращения металлов.
Восемьдесят четыре центнера золота и шестьдесят центнеров серебра, найденные в сокровищнице императора германского Рудольфа II в 1612 году, были такого же происхождения. Между монархами Европы Рудольф II был самым горячим сторонником герметической науки. Многие его действия, относящиеся к концу его царствования, объясняются этим особенным расположением к алхимии. Вся обстановка его указывала на род его занятий. Даже его лакеи были алхимиками и помогали в его работах. Жилище его доктора Фаддея Гайек было постоянно открыто для всех бродячих артистов, которые подвергались в его присутствии надлежащему испытанию, по выдержании которого они признавались придворными адептами; придворный поэт, итальянец Мардохей Делль, не имел другого занятия, кроме воспевания подвигов, которые совершали артисты, посещавшие Пражский двор.